Артур Дойль - Семейный ритуал
Вы представляете себе, Уотсон, с каким жадным вниманием я слушал рассказ об этих необычайных событиях и как старался связать их между собой одной нитью. Дворецкий исчез. Девушка исчезла. Девушка любила дворецкого, однако впоследствии могла возненавидеть его, причины на то были. В ее жилах текла валлийская кровь, она была натурой вспыльчивой и страстной. Сразу же после исчезновения Брайтона она испытывала сильное возбуждение. Она бросила в пруд мешок с довольно любопытным содержимым. Все эти обстоятельства необходимо было принять в расчет, хотя ни одно из них не вело меня к сути дела. С чего же началась эта цепь событий? И где искать конец?
— Покажи мне эту бумагу, Масгрейв, — попросил я. — Ту самую, которую твой дворецкий счел необходимым изучить даже с риском потери места.
— Этот наш ритуал — довольно вздорная игра, — ответил он. — Но в ней есть спасительная и все извиняющая красота древности. Копия вопросов и ответов у меня с собой. Если хочешь, можешь взглянуть.
Он протянул мне вот эту самую бумажку, Уотсон. Вот какому странному экзамену подвергался каждый Масгрейв, становясь мужчиной. Прочту вам вопросы и ответы в том порядке, в каком они тут записаны:
«Кому это принадлежало?
Тому, кто ушел.
Кому это достанется?
Тому, кто придет.
Где было солнце?
Над дубом.
Где была тень?
Под елью.
Как они шагали?
Десять левой, десять правой — к северу; пять левой, пять правой — к востоку; два левой, два правой — к югу; раз левой, раз правой — к западу и вниз.
Что мы за это отдадим?
Все, что имеем.
Почему отдадим?
В знак верности».
— На оригинале не было даты, но такой орфографией пользовались в середине семнадцатого столетия, — заметил Масгрейв. — Боюсь, однако, что эта бумага мало поможет тебе в раскрытии тайны.
— Во всяком случае, из нее мы узнали еще об одной тайне, и разгадка первой может оказаться также разгадкой второй, — ответил я. — Ты простишь меня, Масгрейв, если я скажу, что твой дворецкий, по-моему, очень умный человек и что он обладает гораздо большей прозорливостью, чем десять поколений его хозяев?
— Что-то я тебя не пойму, — сказал мне Масгрейв. — По-моему, эта бумажонка не имеет никакого практического значения.
— А вот мне кажется, что ее практическое значение огромно, и Брайтон, похоже, придерживался той же точки зрения. Вероятно, он видел эту бумагу еще до той ночи, когда ты его поймал.
— Очень может быть. Мы ее не прятали.
— А в последний раз он просто хотел освежить в памяти содержание записи. Насколько я понял, у него была какая-то карта или план, который он сверял с рукописью и который сунул в карман при твоем появлении?
— Это верно. Но какой ему прок в нашей старой семейной традиции и что означает этот бессвязный набор слов?
— Думается, выяснить это будет нетрудно, — ответил я. — Если ты не возражаешь, мы с первым же поездом отправимся в Сассекс и там, на месте, глубже вникнем в дело.
После полудня мы оба были в Хэрлстоуне. Вероятно, вы видели изображения и читали описания этого знаменитого старого дома, поэтому скажу лишь, что он был выстроен в форме буквы «Г». Длинное крыло дома — его новая часть, а короткое — древняя основа. Над низкой дверью с бесчисленными перемычками в середине старого крыла в камне высечена дата 1607, но знатоки, сходятся во мнении, что балки и кладка гораздо старше. Чудовищно толстые стены и крошечные оконца этой части дома вынудили семейство начать в прошлом веке возведение нового крыла, а старое теперь если и используют, то лишь как кладовую и погреб. Роскошный парк с красивыми старыми деревьями обрамляет дом, а озеро, о котором упоминал мой клиент, расположено рядом с аллеей, ярдах в двухстах от здания.
Я уже проникся твердым убеждением, Уотсон, что в деле этом одна тайна, а не три, и что если я смогу правильно прочесть ритуал Масгрейвов, в руках у меня окажется ключ, с помощью которого я узнаю правду и о дворецком Брайтоне, и о служанке Хауэлс. На это я и направил все свои усилия. Почему слуга так стремился овладеть тайной старого ритуального диалога? Очевидно, потому что он разглядел в нем нечто ускользнувшее от внимания многих поколений этих деревенских сквайров. Нечто позволявшее ему рассчитывать на личную выгоду. Что же? И как это нечто повлияло на его судьбу?
Когда я прочел текст ритуала, мне стало совершенно ясно, что упоминавшиеся в нем измерения пути шагами относились к какой-то точке и что в остальной части документа содержалось скрытое указание, намек на то, что спрятано в этой точке. Я понимал: обнаружив это место, мы сделаем шаг вперед и поймем, какой секрет пытались сохранить от забвения те древние Масгрейвы и почему они прибегли для этого к столь необычному способу. Они дали нам две начальные вехи — дуб и ель. Относительно дуба сомнений быть не могло: прямо перед домом, по левую сторону от аллеи, высился старинный дуб, дуб-патриарх, едва ли не самое величественное из всех виденных мною деревьев.
— Он уже стоял тут, когда писался текст ритуала? — спросил я Масгрейва, проезжая мимо дуба.
— Весьма вероятно, что он рос здесь еще во времена нашествия норманнов, — ответил хозяин поместья. — Его ствол имеет двадцать три фута в обхвате.
Итак, я с точностью определил свой первый ориентир.
— А старые ели здесь есть? — спросил я.
— Вон там раньше стояла одна древняя ель, но десять лет назад в нее угодила молния, а пень мы спилили.
— Но ты знаешь, где она была?
— Разумеется.
— Других елей нет?
— Старых нет. Зато много буков.
— Я хотел бы осмотреть место, где она росла.
Мы подкатили к дому на двуколке, и мой клиент тут же, не входя внутрь, повел меня на лужайку, где зияла проплешина, оставшаяся после ели. Она находилась приблизительно на равном расстоянии от дуба и от дома. Судя по всему, мое расследование подвигалось.
— Наверное, теперь уже невозможно выяснить, сколь высока была эта ель? — спросил я.
— Могу ответить хоть сейчас. Шестьдесят четыре фута.
— Откуда ты знаешь? — изумился я.
— Когда мой старый воспитатель давал мне уроки тригонометрии, как-то так получалось, что мы все время измеряли высоту. В отрочестве я измерил каждое дерево и строение в нашем поместье.
Это была неожиданная удача. Сведения поступали ко мне даже быстрее, чем я мог бы надеяться.
— Скажи-ка, твой дворецкий когда-нибудь задавал тебе такой же вопрос? — осведомился я.
Реджинальд Масгрейв удивленно взглянул на меня.
— Теперь, когда ты заговорил об этом, я вспоминаю. Несколько месяцев назад Брайтон спрашивал, высока ли была ель. Он сказал, что побился об заклад с конюхом…
