Рекс Стаут - Фер-де-ланс (Острие копья)
Анна умолкла.
— С кем он разговаривал?
Я был уверен, что она скажет: «Не знаю», поскольку этого не знала Мария Маттеи, но Анна ответила не задумываясь:
— С человеком, который уже звонил ему раньше.
— Раньше? Когда?
— Он звонил несколько раз. В мае. Однажды даже два раза подряд. Миссис Риччи подсчитала, что он звонил девять раз, не считая того понедельника.
— Ты когда-нибудь слышала его голос?
— Нет, сэр. К телефону всегда подходила миссис Риччи.
— А его имя?
— Нет, сэр. Миссис Риччи как-то из любопытства спросила пару раз, кто звонит, но он всегда отвечал: «Неважно, кто. Просто передайте, что его просят к телефону».
Я уже начал подумывать, что здесь есть какая-то зацепка. Конечно, я меньше всего думал о гонораре, это больше заботило моего шефа. Мне же надо было что-нибудь интересное, не обязательно ограбление или тело, выловленное из Ист-Ривер.
Я решил вытянуть из девицы всё, что только можно. Я не раз слышал, как это проделывает Вулф, и хотя убеждался, что у него это — результат необыкновенного чутья, которого мне не хватает, но всё же верил, что терпенье и аналитический склад ума тоже играют свою роль. Поэтому я целых два часа расспрашивал девушку и выудил из неё немало фактов, но среди них не было ни одного, который мне был нужен.
Однажды мне уже показалось, что я могу за что-то ухватиться. Это было, когда Анна сказала, что у Маттеи имелись две подружки, с которыми он появлялся на людях. Одна из них даже была замужем. Но когда я понял, что это никак не вяжется с телефонным звонком, я отказался от разработки этой линии.
Маттеи часто упоминал Италию, но никогда особенно не распространялся на эту тему. Он умел держать язык за зубами. К нему никто не приходил, кроме сестры и приятеля по старой работе и прежним добрым временам, когда он хорошо зарабатывал. С ним он иногда обедал в ресторане.
После двухчасового расспроса я не продвинулся и на дюйм. И всё же подробности телефонного разговора Карло Маттеи давали мне основание считать, что день не потерян напрасно.
Наконец я сказал Анне:
— Подожди минуту, я спущусь вниз к миссис Риччи.
Хозяйка подтвердила рассказанное Анной о телефонном разговоре и сказала, что понятия не имеет, кто звонил, хотя не раз пыталась узнать имя звонившего. Я задал ей ещё пару дополнительных вопросов и попросил отпустить со мной Анну. Сначала она сказала «нет», ей самой не справиться с приготовлением ужина и прочим, но когда я протянул ей доллар, она спросила, когда я привезу Анну обратно, и потребовала, чтобы это случилось не позднее девяти часов.
И это после того, как получила целый доллар!
— Не могу вам обещать, миссис Риччи, — сказал я. — Когда мой шеф начинает задавать вопросы, никто не знает, когда он остановится. Но ручаюсь, я доставлю вам Анну в целости и сохранности при первой же возможности.
Я поднялся наверх, позвал Анну и заодно прихватил с собой кое-что из содержимого ящиков бюро. Спустившись вниз, я с облегчением удостоверился, что наш родстер в порядке и никому не взбрело в голову оторвать бампер или украсть запасное колесо.
Я ехал домой не спеша, чтобы попасть как раз к тому времени, когда Вулф, ежедневно проводивший два часа с четырех до шести пополудни в оранжерее, покинет её и спустится в кабинет. Беспокоить его, когда он в оранжерее, можно лишь в самых крайних случаях.
Анна, подавленная великолепием нашей машины, сидела, поджав ноги и крепко сцепив руки на коленях. Это забавляло меня, и я даже почувствовал симпатию к этой девчушке. Поэтому я обещал ей доллар, если она расскажет моему шефу всё, что только вспомнит. Было одна или две минуты седьмого, когда я остановил машину у крыльца старого особняка в квартале от реки Гудзон. Вулф жил здесь последние двадцать лет, и треть этого времени я делил с ним кров.
Анна не вернулась домой в девять часов вечера. После одиннадцати Вулф отправил меня в редакцию газеты «Таймс». Было уже далеко за полночь, когда мы наконец нашли тот номер газеты, который Анна узнала. За это время трижды звонила миссис Риччи. Когда около часу ночи я высадил Анну на Салливан-стрит, хозяйка уже ждала её на тротуаре, вполне готовая, как мне показалось, зарезать меня ножом, который прятала в чулке. Но она не произнесла ни слова, лишь окинула меня разгневанным взглядом. Я дал Анне обещанный доллар, ибо кое-что сдвинулось с места.
Когда мы с Анной несколько часов назад прибыли на Тридцать пятую улицу, я, оставив Анну в кабинете, поднялся в оранжерею. Вулф сидел в кресле, безучастный и неподвижный, не замечая даже гигантской оранжево-красной орхидеи, щекочущей его затылок. Его действительно ничего не интересовало, ибо он едва взглянул на те бумаги, что я прихватил с собой из комнаты Маттеи. Он согласился, что телефонный разговор мог бы дать нам кое-какой шанс, но не видит в нём ничего интересного. Я пытался убедить его в том, что ему следует поговорить с девушкой, раз я уже привёз её, и, не удержавшись, с ехидцей заметил:
— Тем более что я обещал ей доллар. Да и на её хозяйку я потратился.
— Это твои расходы, Арчи.
— Ну нет, сэр! — возразил я. — Это служебные расходы, и я запишу этот доллар в расходную книгу.
Я последовал за ним к лифту. Если бы шефу пришлось ходить пешком вверх и вниз, он давно плюнул бы на свои орхидеи, подумал я.
Он сразу же начал задавать вопросы Анне. И делал это мастерски. Пять лет назад я не смог бы оценить этого, настолько всё было гениально просто. Но если в этой девушке хоть что-то было, если она что-то знала или забыла — какую-то деталь, слово, или реакцию, или любой намёк, способный помочь нам, — Вулф не дал бы этому ускользнуть от его внимания. Он беседовал с ней без малого пять часов. Его интересовало всё о Карло Маттеи — его голос, привычки, одежда, еда, характер, манеры за столом, отношения с сестрой, с миссис Риччи и с ней, Анной, со всеми, с кем Анна когда-либо его видела. Он расспрашивал о миссис Риччи, о её жильцах за последние два года, о соседях и даже торговцах, доставлявших ей продукты на дом. И всё это он делал не спеша, спокойно и обстоятельно, стараясь не утомлять Анну. Он говорил с ней совсем не так, как с юным Лоном Грэйвсом, которого почти довёл до истерики в первые же два часа.
Мне показалось, что и добился он от неё всего ничего — признания, что во вторник утром она кое-что унесла из комнаты Маттеи. Сущий пустяк, всего лишь пару наклеек на чемоданы, которые выдаются в кассах каждому, кто приобретает билет на пароход, два небольших кусочка яркой цветной бумаги, лежавшие в ящике бюро в комнате мистера Маттеи, — наклейки с названиями пароходов: «Лючия» и «Флоренция». Порывшись в газетах, я узнал, что «Лючия» отплыла из Нью-Йорка восемнадцатого мая, а «Флоренция» — третьего июня. Значит, Маттеи дважды намеревался уехать в Италию и каждый раз почему-то откладывал. Анна взяла наклейки потому, что они понравились ей своей пестротой и она решила украсить ими картонку, где хранила своё бельё.
