Жорж Сименон - Мегрэ и Долговязая
— Все дело в том, что трупа-то ведь нет.
— Значит, вы считаете, что он мне солгал или это я сочиняю?
Комиссар не ответил.
— Ведь вы легко можете отыскать дом, где он в ту ночь работал. Конечно, может быть, я не должна была наводить вас на след, но я убеждена, что вы все равно догадаетесь. Этот сейф Альфред сам когда-то устанавливал. В фирме Планшаров, конечно, имеется список клиентов. Вряд ли за последние семнадцать лет в Нейи оказалось много желающих приобрести сейф.
— У вашего мужа не было подружки на стороне?
— Ну вот! Так я и думала, что вы это спросите. Я не ревнива, а если бы и стала ревновать, то не пришла бы сюда рассказывать вам небылицы из мести, если это у вас на уме. Не было у него подружки. Ему, бедняге, это ни к чему. Если бы он хотел завести, я бы первая ему подыскала.
— Почему?
— Потому что в жизни не так много радостей.
— Есть у вас на что жить?
— Нет.
— Что же вы собираетесь делать?
— Как-нибудь выкручусь, сами понимаете. И явилась я к вам, чтобы помочь доказать: Фред никого не убивал.
— Если он вам напишет, вы покажете мне письмо?
— Да вы прочтете его раньше меня. Теперь, когда вы знаете, что он должен мне написать, вы станете следить за всеми почтовыми отделениями Парижа. Вы забыли, что я знаю всю эту музыку.
Она поднялась, очень высокая, и сверху вниз посмотрела на сидящего за столом Мегрэ.
— Если то, что про вас говорят, не брехня, есть надежда, что вы мне поверили.
— Почему?
— Потому что иначе вы были бы дураком. А вы не дурак. Вы позвоните Планшарам?
— Конечно!
— А меня будете держать в курсе дела?
Он молча взглянул на нее и не смог сдержать улыбки.
— Как вам будет угодно, — вздохнула она. — Я могла бы вам помочь. Вы, конечно, много об этом знаете, но существуют вещи, которые такие люди, как мы, понимают лучше вас.
Слово «мы», вероятно, означало целый мир, мир, в котором жила Долговязая, мир, находившийся по другую сторону баррикады.
— Если инспектор Буасье не в отпуске, он подтвердит вам то, что я рассказала об Альфреде.
— Он еще не в отпуске. Он уезжает завтра.
Она открыла сумку и вытащила из нее клочок бумаги.
— Я оставлю вам номер телефона бистро, над которым мы живем. Если вам случайно понадобится ко мне зайти, не бойтесь, раздеваться я не стану. Теперь я предпочитаю быть в платье.
В ее голосе сквозила едва заметная горечь. Но тут же, иронизируя над собой, она добавила:
— Кстати, так лучше для всех!
Только когда она закрыла за собой дверь, Мегрэ осознал, что совершенно спокойно пожал протянутую ему руку. Оса все еще жужжала под потолком, словно искала выхода, не догадываясь о раскрытых настежь окнах. Мадам Мегрэ утром сказала мужу, что собирается на цветочный рынок, и спросила, не будет ли он свободен около полудня, чтобы там встретиться. Сейчас как раз наступил полдень. Подойдя к окну, он минуту колебался. За парапетом набережной можно было разглядеть яркие пятна цветов. Вздохнув, он снял трубку:
— Попросите ко мне Буасье!
Семнадцать лет прошло с того дурацкого происшествия на улице Луны. Теперь Мегрэ был важной персоной, возглавлял бригаду, занимавшуюся расследованием убийств. Вдруг ему в голову пришла забавная мысль, почти каприз. Снова сняв трубку, он сказал телефонистке:
— Соедините меня, пожалуйста, с пивной «У дофины»!
А входивший в кабинет инспектор Буасье услышал, как Мегрэ произнес:
— Пришлите-ка мне перно!
И, посмотрев на инспектора, добавил:
— Даже два! Два перно! Спасибо!
Синевато-черные усы провансальца Буасье дрогнули от удовольствия, и он уселся на подоконник, вытирая вспотевшее лицо.
Глава 2
в которой немного говорится об инспекторе Буасье, а больше о доме, стоящем в саду за оградой, и о встрече, которая произошла у Мегрэ возле этой ограды
Отпив глоток перно, Мегрэ произнес:
— Скажите, старина Буасье, что вы знаете об Альфреде Жюсьоме?
— Об Альфреде Унылом?
— Да.
Лицо инспектора вдруг помрачнело, он посмотрел на Мегрэ исподлобья и, перестав смаковать свой любимый аперитив, спросил изменившимся голосом:
— А он что-нибудь натворил?
Так всегда бывало с инспектором, и Мегрэ это знал.
Мегрэ знал также, в чем тут дело. Благодаря бесконечным предосторожностям со стороны комиссара, только с ним одним Буасье разговаривал без раздражения.
В сущности, Буасье тоже мог бы стать комиссаром, и он давно бы им уже стал, если бы полное незнание орфографии и безграмотность не мешали ему сдать самые элементарные экзамены.
Однако же начальство знало ему цену. Главой отдела назначили комиссара Пеше, старую сонливую калошу, а всю работу, кроме составления отчетов, выполнял Буасье; он же руководил и персоналом.
В этом отделе не занимались расследованием убийств, как в бригаде Мегрэ. Не интересовались там и любителями — служащими, которые в один прекрасный день сбегали, захватив с собой содержимое кассы, — или другими пустяками в таком же роде.
У Буасье и сотрудники, и обвиняемые были профессионалами. Там шла борьба между специалистами. Там было не до психологии. Нужно было изучать повадки и нравы каждого.
Зачастую можно было увидеть инспектора, спокойно сидящего на террасе кафе в обществе взломщика, и вряд ли, например, Мегрэ мог бы вести с каким-нибудь убийцей разговор вроде этого:
— Послушай, Жюло, что-то ты давно уже не работал.
— Так оно и есть, инспектор.
— Когда я задержал тебя в последний раз?
— Наверное, месяцев шесть назад.
— Значит, деньги уж на исходе? Держу пари, ты снова что-нибудь замышляешь.
Мысль о том, что Фред Унылый натворил что-то без ведома Буасье, привела последнего в ужас.
— Не знаю, действительно ли он работал в эти дни, — сказал Мегрэ, — но ко мне в полицию приходила Долговязая.
Этого было достаточно, чтобы успокоить Буасье.
— Она ничего не знает, — заявил инспектор. — Альфред не из тех, кто станет рассказывать о делах женщине, даже собственной жене.
Портрет Жюсьома, который принялся набрасывать Буасье, очень походил на описание, сделанное Эрнестиной, и, кроме того, инспектор еще кое-что добавил.
— Меня всегда воротит от того, чтобы задерживать и отправлять в тюрьму таких людей, как он. В последний раз, когда ему влепили пять лет, я чуть не обругал его защитника, который не смог для него ничего сделать. Какой-то недотепа, а не адвокат.
Трудно было точно определить, что Буасье подразумевал под словом «недотепа», но смысл был ясен.
— Ни один человек в Париже не может, как Альфред, бесшумно проникнуть в жилой дом и работать там, не разбудив даже кошки. В технике этого дела он настоящий артист. Более того, он не нуждается ни в чьей помощи, чтобы наводить справки, стоять на стреме и разводить всю эту канитель. Работает он один, и при этом очень спокойно. Он не пьет, не любит болтать, разыгрывать из себя в бистро закоренелого преступника, С его талантами он мог купаться в золоте. Он знает точное местонахождение и устройство нескольких сотен сейфов, которые сам же устанавливал, и можно подумать, что он сколько захочет, столько оттуда и возьмет. Так нет же, всякий раз, как он на это решится, всегда появляется какая-нибудь помеха или же он садится в тюрьму.
