Марсель Аллен - Фантомас и пустой гроб
— Профессор Дроп умер… — шептала она. — Умер как мученик… как святой…
24. БЕДНОЕ ДИТЯ!
Между тем Жюв никак не мог прийти в себя после неудачной попытки арестовать Фантомаса. Вновь и вновь ему приходилось убеждаться, что ловкость и хитрость неуловимого бандита поистине безграничны. Он не ограничивался тем, что скрывался под новыми и новыми масками, — он носил одновременно несколько личин!
Занимаясь преступными махинациями на скачках под видом графа де Мобана[6], он уже готовил себе новую маску — маску финансиста Миниаса: он регулярно посещал Биржу, завязывал там деловые связи, создавал себе репутацию… Вопреки ожиданиям Жюва, он не пытался ограбить миллионера Максона, но готовил удар совсем с другой стороны. Но и для него несчастье с Элен было полной неожиданностью и тяжелым испытанием, ибо, несмотря ни на что, он продолжал относиться к ней как к своей дочери. Узнав через своих пособников (а они имелись у него повсюду), что Элен перевезли в клинику Дропа, Фантомас под видом Миниаса затеял преступную интригу для покупки этой клиники — интригу, которая стоила жизни Амели Дроп, ее любовнику Себастьяну Перрону и несчастному наркоману Педро Коралесу.
Маска Миниаса пригодилась ему и для того, чтобы освободить своего сына Владимира. Здесь Фантомас шел по лезвию ножа. Во время суда он уже знал, что Жюв проник в тайну Миниаса и сделает попытку его арестовать. Гений злодейства пошел на смертельный риск — и снова выиграл! Но Миниас теперь был отброшен, как ненужная кукла, его больше не существовало…
Фантомас покинул Дворец правосудия в полной уверенности, что он убил Жюва: еще бы, он целился в полицейского почти в упор и видел, как тот упал!
У подъезда Дворца правосудия бандит преспокойно сел в фиакр и доехал до площади Согласия. Там он вышел из фиакра, вернулся немного назад, прошел под сводами Лувра и оказался на площади дю Каррузель. Возле памятника Гамбетте какой-то человек читал газету. Фантомас хлопнул его по плечу:
— Ты уже на месте… Очень хорошо!
— Ах это вы, патрон! Я уже начал беспокоиться, не застукали ли вас легавые во Дворце правосудия…
— Не говори глупости, Звонарь! — холодно парировал Король преступников. — Как ты смеешь сомневаться во мне? Скажи спасибо, что я сегодня в хорошем настроении… Я не только освободил Владимира, но, кажется, пристукнул наконец этого зануду Жюва!
И Фантомас простер свою снисходительность до того, что коротко рассказал своему сообщнику о событиях, развернувшихся во время суда.
— Ну ладно, хватит болтать! — закончил он. — Ты выполнил мои приказания?
— Да, хозяин! — заторопился Звонарь. — Я принес все для того, чтобы вы могли переодеться и загримироваться… Вот только не знаю, где вы сможете это сделать…
— Как где? Да вот здесь! — и Фантомас указал рукой на Лувр. — Залы музея — самое укромное местечко, какое только можно пожелать!
Несколько минут спустя двое вышли из музея Лувра, два человека, в которых самый опытный полицейский не узнал бы Фантомаса и Звонаря. Это были два пожилых слесаря, одетых в синие рабочие блузы, с ящиками для инструментов через плечо. На голове у них были старые засаленные кепки с маленьким козырьком, лихо заломленные набекрень по парижской моде.
— Куда мы теперь, хозяин? — спросил Звонарь.
— К тебе…
— Насчет мальчишки?
— Насчет мальчишки… Есть одно дельце, Звонарь, которое я предлагаю тебе провернуть вместе… Денежки пополам!
От такой щедрости Фантомаса у Звонаря закружилась голова.
— Я готов, Хозяин, — ответил он, — Мне денежки во как нужны!
— Денежки — сами собой, но главное — мне нужно отомстить! Отомстить Жюву… А для этого я прикончу того, кого он поклялся защищать и охранять, — мальчишку Юбера!
— Прикончить-то его дело нехитрое, — сказал Звонарь, — Да только какая в том корысть?
— Ну и дурак!.. Денег огребем — кучу…
Не очень понимая, куда клонит Фантомас, Звонарь больше всего боялся продешевить.
— Так ведь есть еще Мариус и Клод, — сказал он. — Санитар Клод был наводчиком, а Мариус увел мальца… С ними тоже делиться?
Фантомас захохотал, его веселью не было границ. Отсмеявшись, он проговорил:
— Эх ты, простак! Клод — это то же самое, что Мариус. А Мариус, если хочешь знать, — это я! Так что но волнуйся, делить будем на двоих.
— А деньги-то откуда?
— Ну ладно, слушай! Сегодня я добрый… когда я познакомился с Дропом, я думал использовать его клинику как… как фабрику покойников, что ли! Представляешь: фешенебельное заведение, знаменитый хирург во главе, — комар носу не подточит… А что клиенты умирают, так на то воля Божия… А наследники рады-радешеньки! Вот нам с Дропом и доход, и доход немалый! И делов-то — отправить на тот свет либо старую тетку, либо надоевшего мужа, либо докучную жену… Я думал, Дроп на это легко пойдет — финансовые дела у него были хуже некуда. А он возьми да упрись!
— Почему?
— А он, видите ли, порядочный! У него, видите ли, принципы! Ну, не хочешь — тебе же хуже… Я придумал другую комбинацию.
— Какую?
— А вот какую. У Дропа жена — богачка, с миллионами. Но все богатство записано на нее одну. Как ты думаешь, если она умирает, кому пойдут деньги?
— Мужу…
— Не сразу… Деньги пойдут сыну, то есть Юберу… А вот после того, как мы прикончим Юбера, — уже Дропу… А мы с Дропом — компаньоны. Тут уж я берусь за дело и обдираю его, как липку!
Так, мило беседуя, они подошли к дому на улице Бертен, где жил Звонарь. Дом имел вполне благопристойный вид, но апаш обошел его с задворков и указал на лестницу, ведущую, в подвал.
— Я не любитель жить на этажах, — сказал он. — Здесь дешевле… и спокойнее! Хоромы мне не нужны: если мне надо принять Ротшильда, я приглашаю его в ресторан!
Проведя Фантомаса по лабиринту узких коридоров, Звонарь остановился перед дверью, на которой висел большой амбарный замок. Апаш долго возился с ключом, наконец дверь отворилась и они вошли в тесное и темное помещение, где царил ужасающий беспорядок. На расшатанной деревянной кровати валялось какое-то грязное тряпье, рядом стояла заржавленная чугунная печка, к которой тяжелой цепью был привязан громадный пес-волкодав. Пес свирепо зарычал, но, узнав хозяина, примолк и улегся на место. Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, Фантомас разглядел в углу стул, на котором сидел, накрепко прикрученный веревками, мальчик лет семи. На его лице застыло выражение отчаяния и страха.
Звонарь подошел к ребенку и вместо приветствия залепил ему увесистую оплеуху.