Петер Аддамс - Детектив перед сном
Глаза оберинспектора несколько выпучились, а в тупом сонном взоре Шмидхена, закоченевшего в углу, возникли просветы.
— Что такое?! — вопросил Гельмут Баллер. — Коллеги? Как это понимать? Вы служите в полиции?
Афродита хихикнула:
— О, вы обо мне неважного мнения, инспектор. Просто, я время от времени помогаю в одном частном сыскном бюро. Два-три раза в неделю, как случится. Иногда полдня, иногда полночи. И на деньги, которые за это получаю, я и существую.
— Однако, вы на редкость разносторонняя натура, — сказал Баллер, но девица не обратила внимания на его сарказм. Она вдруг развеселилась. — О, бывает довольно забавно! — Извлекла голубой платок и, протирая очки, бесхитростно поглядела на Баллера. Но тот продолжал шагать под свой баварский марш.
— Как называется сыскное бюро? У него ведь есть название, не так ли?
— Безусловно, инспектор. Агентство «Тайна», Париж, бульвар святой Лауренсии. Между прочим, вполне почтенное заведение, вы можете легко навести справки. Если же вдруг, упаси бог, окажетесь в некой, гм, ситуации, наша «Тайна» к вашим услугам. Кстати, у нас отлично поставлено обслуживание иностранных клиентов.
— Было бы лучше, если бы вы подумали о собственной ситуации, — сухо сказал Баллер. — Вы, кажется, опять забыли об этом.
— К сожалению, вы слишком любезны…
— Какие же задания выполняли вы для агентства?
— В общем-то мелочи. Чаще всего бракоразводные делишки. Однажды, правда, я помогала раскрыть банду контрабандистов, но это чистая случайность. Так что, инспектор, с вашей работой это не сравнишь.
— Еще чего не хватало, — пробормотал себе под нос инспектор, но Афродита услышала.
— Один рубит гнилое дерево, другой собирает хворост. Разница очевидна, но суть одна…
Оберинспектор в душе согласился с этой мыслью, но вслух призвал:
— К делу, мадмуазель. Мы, конечно, проверим ваши показания, хотя они для нас не имеют особого значения… Впрочем, может быть, в Кельн вас послало агентство «Тайна»?
— Я уже говорила, что моя поездка была чисто личного порядка. — Девица опять спокойно мерцала своими очками.
— Верно. Но вы не упоминали о вашей деятельности в агентстве.
— Вы меня не спрашивали.
— Ну ладно, оставим это. Так что же там за личные мотивы?
— Я хотела повидать свою тетю…
— …которая живет здесь, в Кельне? Или, вернее, жила?
— Истинно так, инспектор.
— Судя по всему, ужасная смерть тети вас не сильно огорчила?
— Я ее почти не знала.
— И вдруг, ни с того, ни с сего захотели увидеть? Странно, не правда ли? Еще одна несущественная странность, — инспектор постарался вложить в свои слова как можно больше яда, — а именно, — через два часа после вашего появления в Кельне ваша тетя оказалась убитой. То есть застреленной. Рядом с ней лежал ее личный секретарь, тоже застреленный. Хладнокровно и безжалостно. И кого находит полиция, когда прибывает туда? Небезызвестную вам Афродиту Багарре, которая сидит в кресле и любуется на свои жертвы. Что вы на это скажете?
— Я вообще не умею стрелять. — Она сказала это так, словно было ясно: раз человек не умеет стрелять, то он и не стрелял.
Гельмут Баллер побагровел от ярости.
— Вам еще придется доказать…
— Интересно, как? — пожала она плечами.
Но гepp инспектор не собирался рассусоливать на тему «Интересно, как?». Для этого он слишком, черт возьми, устал. Поэтому он выпалил:
— Куда вы спрятали орудие убийства?
— Револьвер? — Афродита медленно потащила из кармана свой проклятый платок.
— Ну, наконец-то, — шумно выдохнул Баллер. — Именно. Маузер калибра 7,9. Итак, куда вы его дели?
— Послушайте, я никак не уразумею, что вы говорите. — Она не спеша протерла очки. — Зачем мне таскать с собой револьвер, если я не умею им пользоваться. Чепуха какая-то…
— Грм… ваша тетя и ее секретарь были убиты этим оружием.
— Не сомневаюсь. Но ведь не я же их убила! У меня вообще никакого оружия никогда не было и нет, если, конечно, не считать ножниц для маникюра.
— Ну, хорошо, поставим вопрос иначе. Почему вы явились в контору вашей тети, а не к ней домой, если вы хотели ее просто повидать, как утверждаете?
— Все дело в том, что с вокзала я именно и направилась к ней домой. Экономка мне сказала, что тети нет, и объяснила, как найти контору. Это же за углом, буквально в том же доме. Ну, я и пошла в контору.
— Та-ак. Не слишком ли много хлопот, расходов на поездку и… торопливости, чтобы только «повидать» тетю?
— О, хлопоты меня не смущают. Я легка на подъем, подвижна и терпеть не могу застоя. И, наконец, надо же было когда-то навестить тетю Маргариту. Вот и все.
Баллер не верил ни единому ее слову. Доброе, испытанное чутье подсказывало ему, что Афродита что-то скрывает. И это что-то было так важно, что ради него она мается вот уже который час на допросе.
— Ну так вот, — откинулся он на спинку стула, — рассказывайте кому-нибудь ваши истории, а мне совершенно ясно, что вы должны были иметь очень вескую причину, чтобы вдруг бросить все и сломя голову примчаться в Кельн на часок-другой, а затем умчаться в свой Париж. Есть лишь одно вразумительное объяснение вашему поведению: вы знали, что едете в Кельн, чтобы ликвидировать тетю Маргариту.
— А секретарь? — спросила безучастно Афродита.
— Его вы устранили как нежелательного свидетеля.
— Вы действительно идиот, герр обер, — покачала головой Афродита и даже сочувственно вздохнула.
Гельмут Баллер взлетел со стула:
— Я категорически запрещаю вам!..
— Да ладно, не сердитесь, герр обер. Но ваша логика… она излишне железная.
— Ах, вот как! — Баллер снова уселся. — Что ж, «коллега», соорудите-ка свою собственную версию. Интересно узнать, на что вы способны. — И он всем своим видом выразил язвительное внимание.
— Бог мой, нет у меня никакой версии, — пожала плечами Афродита. — Я хотела повидать свою тетю, и это все. Не могла же я знать, что ее убьют перед моим приходом. Ну, а мне-то зачем было ее убивать? Она ведь ничего дурного мне не сделала. Мы едва были знакомы. Я о ней много слышала, это верно. Ну, что она довольно эксцентричная старушка, что у нее как будто не все дома. Но почему, бога ради, я должна за это ее убивать? Где же тут смысл?!
— В том-то все и дело. Возможно, лично вы против нее ничего не имели. Ну, а как, скажем, насчет политики?
— Вы меня забавляете, инспектор! Право, и чем дальше, тем успешнее. Представьте себе, я политикой не занимаюсь. У меня для нее нет времени, да я и не смыслю в ней ничего.
— Непременно представлю себе, — с готовностью откликнулся Баллер. — Как-нибудь на досуге. Представьте себе, Шмидхен, — повернулся он к спящему с открытыми глазами обермейстеру, который мгновенно очнулся, — перед нами уникум: студентка, не занимающаяся политикой. Сенсация, да и только!
