Джон Макдональд - «Я буду одевать ее в индиго»
— Ты тоже иди, — сказал я Майеру. — Мне надо убедиться окончательно.
— Я должен тебе помочь.
— Нет уж, ступай.
Я глубоко вздохнул и, цепляясь за различные выступающие предметы, спустился в прицеп.
В узком проходе на спине лежал человек, широко раскинув руки, головой вниз, ногами вверх к двери. Тот, кто прикручивал его проволокой, несомненно, постарался на славу. Проволока впивалась в запястья и лодыжки и была протянута к достаточно устойчивым предметам. Мертвый рот был забит кляпом и перетянут пластырем, бугристый ком спального мешка был подсунут под спину, чтобы тело оставалось выгнутым. Оказавшись рядом с ним, я старался смотреть в сторону. У передней перегородки я нашел его брюки, в кармане которых был бумажник. Повернув его к свету и получив подтверждение своим предположениям, я сунул бумажник в карман и, внимательно рассмотрев труп с близкого расстояния, пулей вылетел из прицепа. На бегу я сорвал с себя повязку и остановился, подставив лицо легкому ветерку и жадно хватая ртом воздух.
У меня за спиной затормозил джип.
Я обернулся и вытянул руку с бумажником так, чтобы Энелио и Майер смогли прочесть имя сквозь пожелтевший пластик.
— Рокленд! — громко воскликнул Майер. — Рокленд?
«Я БУДУ ОДЕВАТЬ ЕЕ В ИНДИГО»
— Описание совпадает с тем, что… что осталось.
— Его застрелили или что? — спросил Майер.
— Я не знаю всего, что с ним сделали. Но думаю, его оглушили, раздели, привязали проволокой врастяжку и заткнули рот кляпом. А потом с ним проделали много разного. Пожалуй, наиболее сильное впечатление производит ножевой порез, который идет поперек живота, потом вниз до середины бедер, потом снова через бедра дюймах в шести повыше коленей. И всю кожу с этого участка аккуратно содрали. По-видимому, глаза ему выкололи чуть позже.
— Буду очень тебе признателен, если ты на этом и закончишь, — сказал Энелио.
— Даже Рокленда нельзя было… — начал Майер.
— Ты в этом уверен? — перебил я.
Немного подумав, он добавил:
— Если бы мы могли понять, в каких условиях формировался характер Уолтера Рокленда…
— То мы бы узнали, — вновь перебил я, — как он стал таким гнусным, поганым и злобным сукиным сыном.
Неподалеку от Оксаки Энелио неожиданно затормозил, остановившись у бордюра, и обернулся, одновременно обращаясь к нам обоим.
— Я уважаемый гражданин штата Оксака. У меня здесь есть определенное влияние. Я счастливый человек и рад оказать любезность своему другу Макги.
— Я очень ценю это.
— Но я не собираюсь идти в полицию и объяснять, как случилось, что мы наткнулись на этот труп. Они уже и так на меня косо поглядывают, а на вас и подавно. Мне бы не хотелось становиться плохим гражданином. Если вы сообщите о трупе, то имейте в виду — я ничего не знаю о сегодняшней поездке. Одна симпатичная маленькая пышка подтвердит, что мы с ней провели долгую-предолгую сиесту. Вообще-то я и в самом деле собирался к ней. Я не люблю, когда меня тошнит, от этого жутко болит голова. Но вы, конечно, имеете полное право сообщить о Рокленде.
— Было бы хорошо, если бы полиция была в курсе, — кивнул Майер.
— Я думаю, завтра один из пилотов нашей местной авиалинии заметит с воздуха блеск металла в этой промоине и сообщит об этом в полицию.
— В таком случае, дон Энелио, — сказал я, — у меня тоже пропадает охота выполнять свой гражданский долг. Вот только как быть с его бумажником?
— На твоем месте я бы тщательно стер с него все отпечатки и опустил в почтовый ящик отеля «Маркес дель Валье».
— Считай, что он уже там. Как только посмотрю, что внутри.
Они даже не повернулись ко мне.
Триста шестьдесят два песо, что означало двадцать восемь долларов девяносто шесть центов. Водительские права, выданные во Флориде. Квитанция на регистрацию пикапа, на пару месяцев просроченная. Туристская карточка. Меленькая помятая записная книжка с перепачканной красной пластиковой обложкой, более чем наполовину заполненная адресами, телефонами и различными заметками. Просмотрев несколько последних страниц, я обнаружил адрес и телефон Брюса Банди. Видно, убийца не знал о ее содержимом, иначе забрал бы ее с собой. Было ясно, что записная книжка требовала более долгого и тщательного изучения. Я спрятал ее в карман. Еще я нашел медицинскую карточку-сертификат из Майами-Бич с отпечатком большого пальца и фотографией.
Энелио отвез нас туда же, где мы встретились, — к отелю «Маркес дель Валье». По дороге я чувствовал, как моя дурацкая физиономия то и дело расплывается в идиотской улыбке. Это один из многих любопытных феноменов человеческой реакции. Во всех нас прячется какая-то мерзкая и веселая скотина, постоянно напоминающая, что мы живы, в то время как кто-то другой мертв. Она продолжала настойчиво напоминать мне, как глубоко врезалась проволока в запястья Уолтера Рокленда, втиснутая туда судорогами могучих мышц, реагирующих на невыносимую боль.
Все, больше ему не придется шнырять среди гостей отеля у бассейна, разнося полотенца, не придется наваривать по двести процентов на продаже сигарет с «травкой». Теперь тебе уже не принимать никаких решений, дружок, все проблемы решены для тебя раз и навсегда.
— Вы отличные ребята, — твердо сказал Энелио. — Вы просто потрясающие ребята. Лита мне сказала, что сестрички из Гвадалахары просто балдеют от вас и говорят, что такого отличного отпуска у них еще не было. Я благодарен вам, что вы оправдали мое доверие. Так что давайте больше не будем о смерти, а? Меня это совершенно не прельщает. И вообще, не стоит нам сегодня собираться, как мы планировали. Ровно через… сорок минут я буду лежать в глубокой горячей ванне, войдет Лита с бутылкой ледяного вина и нальет мне бокал, а когда я его выпью, возьмет большую мочалку и особое мыло и разотрет мне спину, потом нальет мне еще, и я скажу ей, что сегодня мы никуда не пойдем, потому что с женщиной в объятиях я проживу вечно. Короче говоря, любезные джентльмены, советую вам провести сегодняшний вечер порознь, заказать в номер еду и выпивку и заставить девушек из Гвадалахары смеяться, а потом плакать, потому что смех и слезы — это вещи, свойственные живым. Возможно, завтра у меня будут для вас новости. Адиос, амигос.
Было уже начало шестого. Майер занял столик на веранде, а я прошел в туалет и тщательно вымыл руки, лицо, шею и, посмотрев на себя в зеркало, увидел на своей физиономии ту же идиотскую улыбку. Стерев отпечатки пальцев с бумажника, я опустил его в почтовый ящик. Майер дожидался меня, потягивая холодное «негро-модело».
— Я стараюсь ни о чем не думать, — предупредил он. — Прошу тебя, давай сегодня ни о чем не думать.
