Джон Макдональд - Бал в небесах
Обзор книги Джон Макдональд - Бал в небесах
БАЛ В НЕБЕСАХ
ДЖОН МАКДОНАЛЬД
Глава 1
Наш мир, думал Брэнсон, ужасно похож на цирковое представление из тех окрашенных в розовые тона и таких далеких воспоминаний детства, когда купол цирка уходил под самое небо, а по арене вышагивали огромные кони. Брэнсон отлично помнил клоуна в каких-то бесформенных лохмотьях, который, вцепившись обеими руками в свою уродливую шляпу, неловко раскачивался на натянутой под куполом проволоке. Кажется, вот сейчас клоун рухнет с этой головокружительной высоты, и сердце замирает от ужаса, а ему вдруг каким-то чудом, в последний момент, удается сохранить равновесие – правда, лишь затем, чтобы начать свой безумный танец снова.
И почему-то веришь этому клоуну. Он выглядит будто оглушенный и, похоже, невыносимо боится высоты, но все же изо всех сил пытается доставить удовольствие публике. Попытки его кажутся какими-то жалкими и робкими, особенно когда он достает из своих мешковатых одежд белые тарелки и, постоянно теряя равновесие, отчаянно стараясь не поддаваться страху, не очень-то ловко жонглирует ими. О, как сверкают его тарелки в огнях прожекторов!
И представляешь себе, как он сделает какое-нибудь совсем уж неловкое движение и его тело ударится о твердую землю… Хочется закрыть глаза, чтоб не видеть, как это произойдет, но не смотреть нет сил. И вдруг его движения становятся уверенными и точными, он сбрасывает бесформенные лохмотья, и взору предстает подтянутый и стройный юноша в плотно облегающем тело трико, который изящно раскланивается под аплодисменты зрителей.
И ты радостно смеешься, глядя в глаза отцу, но чего стоило не расплакаться, знаешь только ты.
А сейчас, казалось, за неумелыми движениями клоуна на высоко натянутой проволоке следили все люди в мире. А клоун жонглировал атомным оружием и еще сотней разнообразных – быстрых и не очень – способов отделения души от тела. Он барахтался там, наверху, в свете прожекторов, а мир напряженно следил за ним, зная, что когда он упадет, все исчезнет навсегда: и цирк, и музыка, и девушка со слонами. И нервы людские натянуты до предела: ведь и так уж слишком долго он под самым куполом вытворяет свои шутки.
Вспоминая цирк детства все ждешь, когда же он расстанется со своими мешковатыми одеждами и радостно примет аплодисменты всей планеты. Но кажется, ожидание бессмысленно: он застрял там навсегда, он навечно прикован к сияющим прожекторам.
Как-то раз, еще ребенком, Брэнсон видел в Музее Современного Искусства восстановленный фильм Гарольда Ллойда. Уже в то время этому фильму было лет пятьдесят. Человек в очках, поверх которых надета повязка, ходил по стальным стропилам небоскреба – в те давние времена, когда здания тянулись вверх к солнцу, а не опускались в теплую и безопасную глубь земли.
Комедиант даже и не подозревал, что находится на головокружительной высоте. Он куда-то бесцельно брел, выставив вперед руки. А если он делал шаг в пустоту, то откуда-то снизу появлялась новая балка, как раз вовремя, чтоб удержать его от падения. Фильм демонстрировался во время одной из субботних программ, и Брэнсон не мог забыть, как вскрикивали дети, не выдерживая напряжения старого немого фильма.
Может быть, правильнее было бы сравнить нынешний мир с этим комедиантом – ведь клоун знал об опасностях, которые поджидали его, комедиант же в абсурдном неведении просто куда-то шел.
Музея Современного Искусства больше не существует, а остаточная радиация в районе уже настолько невелика, что в свинцовой обшивке автобусов нет никакой необходимости. Ее, вероятно, оставили, чтобы было что показывать туристам.
В начале семидесятых всем казалось, что вот сейчас клоун упадет, что спасительная балка не успеет вовремя появиться и люди стали с новой жестокостью уродовать чужие города, швыряя друг в друга то, что еще осталось от богатства планеты. Победили явно демократические режимы. В третий и последний раз пропахали армии всю Европу. И сбылись многочисленные предсказания о том, что Европа превратится в самую настоящую пустыню: несколько подчиненных государств, почти не имеющих своих ресурсов, физически и духовно неспособных подняться с колен, ибо главная их цель – выжить. И совершенно непонятно, как так случилось, что мир опять спас себя, находясь уже у самого края пропасти.
Из всех сохранившихся промышленных держав только вновь объединившаяся Пак-Индия оказалась в состоянии организовать новое наступление. Но ей это было ни к чему. Времена безжалостной обязательной стерилизации оказали такое поразительное воздействие на уровень жизни в стране, сделали ее настолько жизнеспособной, что она смогла присоединить к своим владениям Бирму, Таиланд, Цейлон, Малайский перешеек и жирный кусок Китая. Освоение джунглей и пустынь дало Индии запасы полезных ископаемых, сравнимых разве что только с Бразилией, правительство которой совсем недавно переехало в Буэнос-Айрес.
Такого развития событий, подумал Брэнсон, тогда, в предвоенные годы, не мог предвидеть никто. Коммунизм, как политическая теория, да и как религия тоже, потерпел полное поражение, лишь только столкнулся с самым заурядным желанием каждого человека жить так, как ему хочется, и сказочные воздушные замки рассыпались. И снова, как и всякий раз, когда мир балансировал на проволоке, ему каким-то невероятным и замечательным способом удалось сохранить равновесие. Теперь главной демократической силой в мире стала Пак-Индия, и Соединенные Штаты все пытались убедить себя, что занимают равное с Индией положение, хотя каждому разумному человеку было совершенно очевидно, что они – лишь младшие партнеры могущественной державы. Под каблуком Индии оказались все страны Европы, кроме разве Испании, все народы – даже те, которые образовались в результате распада России. Общей судьбы не избежали также и Канада с Австралией.
Однако время снова словно повернуло вспять, и на международной арене появился враг – фашизм. Образовалась сильная тройственная коалиция. В нее вошли Бразилия, захватившая три четверти южно-американского континента и маршировавшая теперь с воинственными песнями под серебристыми знаменами Гарвы; весь Северный Китай, с теми же песнями, правда, слегка на восточный манер, шагающий за человеком по имени Стивен Чу; и наконец, Ирания, в состав которой входили Аравия, Египет и большая часть Северной Африки, грохочущая стальными подковами под руководством ренегата англо-египетского происхождения Джорджа Фахди.
Когда безумные послевоенные годы остались позади, были проведены новые жесткие пограничные линии: попробуйте только подойти к моим границам – будете иметь дело с моими армиями, бомбардировщиками и ракетными установками, так что не советую соваться в мои владения!
