Поль Магален (Махалин) - Кровавая гостиница
Площадь кишела народом. Пока полуденная молитва не пробила урочного часа, можно было успеть скроить ребенку нагрудник, сбегать на рынок, обменяться новостями или пропустить стаканчик-другой. Люди стекались в центр, чтобы сыграть партию в кегли или просто поболтать. Как всегда, уличный певец что есть мочи орал народные песни. Но, увы, в тот день, полный событий, артистам совершенно не везло! Когда неблагодарная публика, наконец, начала, скапливаться около виртуозов, отчаянный крик, возвещавший о страшном бедствии, обрушился на площадь с вершины горы, где проходила дорога из Армуаза к Виттелю. Этот возглас испустили крестьяне, дома которых располагались на краю возвышенности.
Филипп Готье, стоя перед трактиром «Великого победителя», отдавал приказания ефрейтору, а тот, склонив голову, слушал своего начальника.
Услышав шум в толпе, они оба подняли головы. Крик ужаса вырвался из груди молодого поручика. Кабри — лошадь трактирщиков «Кок-ан-Пат» — вихрем летела по крутому склону дороги, которая заканчивалась деревянным мостом через реку. Разъяренное животное мчалось с невероятной быстротой, глаза его налились кровью, ноздри раздулись, грива развевалась на ветру. Шарабан, увлекаемый взбесившейся лошадью, подпрыгивал на кочках. В повозке, обнявшись, лежали две девушки — Дениза и Флоранс. Марианны там не было. Умирая от страха, Флоранс прижалась к подруге, словно дитя, ищущее в минуту опасности защиты на груди матери. Дениза, окруженная каким-то светом, словно ореолом мученицы, заключила ее в свои объятия. Гордая, мужественная, с легким румянцем на бледном лице, она устремила свой взгляд к тому месту, где ее земные страдания должны были закончиться.
Этим роковым местом должна была стать река, катившая свои мутные воды в глубине оврага. Чтобы втиснуться в узенький мост, дорога, уклоняясь от берега и проходя в тридцати-сорока метрах от порога «Великого победителя», делала крутой поворот. Но Кабри, никуда не сворачивая, летел вперед во весь опор, а на его пути, повторимся, в глубоком овраге лежала река. Лошадь, запряженная в повозку, где находились две девушки, мчалась в бездну, и спасения не было. Если бы даже животное каким-нибудь чудом свернуло на мост, то и тогда опасность бы не уменьшилась. На обоих концах этого моста — в ширину обыкновенной деревенской тележки — стояли каменные тумбы. Повозка или раскололась бы вдребезги, или от сильного толчка упала бы за перила. Смерть была неизбежна!
Народ на площади расступился, опасаясь попасть под этот катившийся вихрь. Женщины закрывали руками лица, чтобы не видеть неминуемой катастрофы. Мужчины, бледнея от ужаса, обменивались короткими восклицаниями. Но никто не двигался с места. Впрочем, попытка остановить взбесившуюся лошадь была бы просто безумием.
Франциск и Себастьян Арну, казалось, оцепенели от страха. Жозеф, встав со скамьи, испустил глухой рык и сделал вид, будто хочет броситься под лошадь. Но взгляд Филиппа Готье словно приковал его к месту. Поручик достал заряженный пистолет из кобуры, прикрепленной к седлу своего подчиненного, и приказал всем разойтись.
Шарабан промчался мимо харчевни, как буря. Дочь сторожа закрыла глаза: она боялась увидеть не бездну, куда влекла ее лошадь, но брата, ее доброго брата. Девушка знала, что он способен пожертвовать собой, лишь бы спасти свою милую сестру. Закончив читать молитву, ее губы теперь шептали два незабвенных имени:
– Жорж! Гастон!
Лошадь и шарабан уже были у самого берега, когда в руке Филиппа Готье сверкнула молния. Раздался оглушительный выстрел, и Кабри упал, словно громом сраженный.
Все разом ринулись к берегу. Бездыханное животное, убитое пулей в голову, выпрягли, а девушек извлекли из повозки, от которой почти ничего не осталось — так сильно она ударилась о землю после падения лошади. Поручик бросил оружие и заключил дорогую сестру в нежные объятия. Флоранс усадили на стул, который принес уличный певец, и доктор пытался привести ее в чувство. Трое братьев суетились возле девушки.
Едва оправившись от потрясения, Дениза тотчас спросила брата:
– А что с Флоранс?
– Она цела и невредима. Не беспокойся, душа моя. Бедный ребенок сильно испугался, но не пострадал от падения.
Тут Филипп принялся искать взглядом несчастную девочку, о которой совсем позабыл. Наконец он увидел ее: Флоранс лежала с закрытыми глазами, пряди ее золотистых волос рассыпались по белоснежным плечам.
До этой минуты Филипп почти не обращал внимания на юную подругу Денизы. Теперь же, когда он рассмотрел изящные изгибы ее разбитого слабостью тела, красивые тонкие руки и нежный овал усталого бледного личика, девушка показалась ему такой же прекрасной, как и его сестра, хотя красота Флоранс была совсем иной.
Пока он любовался ею, девушка открыла большие голубые, как свод лазурного неба, глаза. Они сразу оживились и, окинув взглядом окружавших ее людей, привлеченные непреодолимой силой магнетизма, остановились на офицере.
– Благодарю! — произнесла она слабым голосом.
– Кризис миновал, — констатировал доктор.
Дениза оставила брата и подошла к подруге, чтобы обнять ее. Тут подоспел и гражданин Тувенель. Он спешил выспросить у Флоранс и Денизы, что, по их мнению, стало причиной несчастья. Девушки, перебивая друг друга, принялись отвечать:
– Не знаю…
– Я ничего не видела…
– Я задремала…
– Я развернулась спиной к Кабри, потому что солнце било мне прямо в глаза…
– Что за черт! — воскликнул Жозеф. — Я ничего не понимаю! Кабри, конечно, был непослушен и капризен, но чтобы понести с таким бешенством…
– И, кроме того, — заметил Себастьян, — Марианна — сама осторожность…
– Она правит лучше любого извозчика, — прибавил Франциск самоуверенно.
– Кстати, где она? — спросил судья Тувенель. — Что с ней стало и почему ее нет в шарабане?
Жолибуа разрешил вопрос почтенного гражданина; с высоты своей лошади жандарм видел все лучше остальных.
– Вот и гражданка Арну, — объявил он, указывая рукой в сторону.
Всеобщее внимание немедленно обратилось к приближающейся фигуре — это Марианна в окружении крестьян спускалась с горы. Ее лицо и одежду покрывала пыль, а на лбу кровоточила рана ярко-красного цвета. Она еле шла, и двое селян вынуждены были вести ее под руки.
Когда Марианна издали увидела в центре кружка, образованного толпой, свою юную сестру и Денизу, она чуть было не оступилась. Девушка нахмурилась, губы ее сжались в нервной судороге, и все черты лица исказились. В тот миг она стала олицетворением злобы и гнева.
