Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти
Рядом с прессом со стены свешивался фонарь. Далее, налево, прямо к стропилам был прибит грубый шандал, сделанный из жести. В нем торчал оплывший огарок свечи. Эти приспособления были здесь во время трагедии. Зажгла ли Флосси свечу или фонарь? Бесспорно. Снаружи были сумерки, и сарай должен был тонуть во тьме. Как странно, подумал он, и фигура крошечной женщины в фантастическом освещении предстала в его воображении. Здесь, должно быть, она стояла в полутьме, выкрикивая фразы, над которыми корпели Артур Рубрик и Теренция Линн, и ее резкий голос отдавался во мраке. «Леди и джентльмены!» Сколько она успела произнести? Что услышал убийца, когда приблизился? Символизировал ли он — или она — публику, срежиссированную самой Флосси? Или он проник внутрь под прикрытием темноты и ждал, пока она начнет спускаться? С железным тавром, зажатым в правой руке? Сзади и справа от нее находились загоны с овцами в ожидании предстоящей стрижки. В тесноте они не могли шевелиться и только переступали копытцами на дощатом полу. Любопытно, блеяли ли они, когда Флосси пробовала голос? «Леди и джентльмены!» — «Бэ-е-е-е!»
Солнце ярко освещало овечьи загоны. Но когда Флосси Рубрик стояла на прессе, снаружи было темно, дыры должны были быть закрыты и мешковина задернута над проемом. Основной вход в сарай оказался запертым, и свернутые тюки шерсти, лежавшие у главного входа, остались непотревоженными. Следовательно, убийца проник внутрь через этот вход, завешенный мешковиной. Увидела ли Флосси, как дернулась мешковина над входом и черный силуэт появился на фоне сумерек? Или, возможно, он остался незамеченным, воспользовавшись овечьей дырой? «Леди и джентльмены, мне доставляет истинное удовольствие…»
Прозвучал свисток. Стригали закончили стрижку овец и выпустили их через дыру. Мотор остановился, и в сарае наступила тишина. Шум снаружи усиливался.
— Перекур! — объявил Фабиан. — Познакомьтесь с Беном Вилсоном.
Бен Вилсон был сортировщиком, первым человеком среди стригалей, уже пожилым; он торжественно обменялся рукопожатием с Аллейном и ничего не сказал. Фабиан объяснил цель прихода Аллейна, но сортировщик смотрел в пол и продолжал безмолвствовать.
— Давайте отойдем немного, — предложил Аллейн, и они отошли к двойным дверям в дальнем конце сарая, где стояли, окруженные солнечным светом и безмолвием Бена Вилсона. Аллейн открыл свой портсигар, мистер Вилсон произнес «благ-рю» и взял одну сигарету.
— Все та же старая история, — сказал Фабиан, — но мы надеемся, Бен, что мистеру Аллейну удастся сделать больше, чем другим. Нам повезло, что мы нашли его.
Мистер Вилсон посмотрел на Аллейна, затем на пол. Он курил осторожно, прикрывал сигарету ладонью. У него был вид человека, положившего себе за правило не давать никаких авансов.
— Вы присутствовали при стрижке в прошлом году, когда была убита миссис Рубрик, не так ли, мистер Вилсон? — спросил Аллейн.
— Правильно, — подтвердил сортировщик.
— Я боюсь, вам уже надоела полиция со всеми этими вопросами.
— Правильно, — повторил сортировщик.
— Боюсь, что мне придется задать вам те же самые вопросы.
Аллейн подождал, и мистер Вилсон, чрезвычайно самопоглощенный, недоверчивый, спокойный и неприязненный, изрек:
— Не стоит говорить об этом.
— Ладно, — произнес Аллейн, — тогда приступим. В ночь на 29 января, когда миссис Рубрик оглушили, удушили, связали и в тюке шерсти отправили в пресс, вы, как всегда, находились в овчарне?
— Я был на другом берегу озера, — пробормотал Вилсон, точно это само собой разумелось.
— Во время убийства? Вполне вероятно. На танцах, не правда ли? Но — прошу прощения за возможную ошибку — сарай находился в вашем распоряжении во время стрижки?
— Правильно.
— Вы, должно быть, осмотрели его перед отбоем?
— Тут не на что особенно смотреть.
— На овечьи дыры, например. Они были закрыты?
— Правильно.
— А мешковина над входом была опущена?
— Правильно.
— Была ли она закреплена?
— Она прибита двумя-тремя гвоздями, и мы опускаем ее.
— Ясно. А груда мешков и тюков у основного входа — лежала ли она так, что каждый входящий и выходящий должен был неизбежно задеть ее?
— Я бы сказал, да.
— Не было ли заметно утром, что кто-то прикасался к ним?
Мистер Вилсон отрицательно покачал головой.
— Вы обратили на них внимание?
— Правильно.
— Из-за чего?
— Я велел мальчикам убрать их, а они не убрали.
— Возможно ли открыть двери снаружи?
— Невозможно.
— Они укреплены изнутри?
— Правильно.
— Есть ли хоть малейшая возможность, что кто-то остался в сарае, спрятавшись, после отбоя?
— Ни малейшей.
— Миссис Рубрик должна была войти через вход, завешенный мешковиной?
Мистер Вилсон проворчал:
— Она была маленькая. Должно быть, она просто ткнула мешковину внутрь.
— Возможно. А ее убийца должен был залезть в сарай этим же путем, если мы исключаем возможность проникновения через овечьи дыры.
— Похоже на то.
— Где лежало железное клеймо в момент отбоя?
— За дверями, на полу.
— То есть за входом с мешковиной. И горшочек с краской был там же, верно?
— Правильно.
— Где было клеймо на следующее утро?
— Молодой Клифф говорит, что оно было сдвинуто, — произнес мистер Вилсон во внезапном порыве красноречия.
— Он убрал его?
— Правильно. Он первым обратил внимание на клеймо. И полицию навел.
— Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в то утро, мистер Вилсон? Хотя бы пустяк?
— Слушайте, — проговорил мистер Вилсон, переведя свой тускло-голубой взгляд на овец в дальнем углу, — я все сказал сержанту и младшему инспектору. Они записали каждое слово. И остальные сказали то же самое, слово в слово.
— Я знаю, — согласился Аллейн. — Пусть это глупо, но я хотел бы услышать все сам. Возможно, для Кларка или Джексона ничего нового и не может быть в овчарне. Они новозеландцы, они на этом собаку съели.
Вилсон рассмеялся — удивленно и презрительно.
— Они? — повторил он. — Да они в овчарне, как два жирафа, эти чудаки.
— В таком случае, — упорствовал Аллейн, — я бы хотел услышать всю историю от вас.
— Не было никакой истории, — произнес Вилсон с раздражением. — Я вам говорю. Нет никакой истории.
— Просто расскажете мистеру Аллейну поподробней, как вы открыли овчарню и начали день, Бен, — сказал Фабиан.
— Вот именно, — поспешно согласился Аллейн. — Я просто хочу услышать, как вы справлялись с ежедневными делами в тот день, шаг за шагом. Шаг за шагом, — повторил Аллейн. — Поставьте себя на мое место, мистер Вилсон. Вообразите, что вам нужно выяснить, что происходило на рассвете на фабрике пряностей, или в пансионе для благородных девиц, или в родильном доме, — Аллейн подвинул Вилсону пачку сигарет и нервно похлопал Вилсона по плечу: — Будьте умницей, расскажите.