Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)
– Не могу понять, что ты находишь в этом молодом человеке, дорогая, – сказала Эстель, без всякой логики переменив тему. Ей потребовалось явное усилие, чтобы вспомнить вопрос Джин. – А, да, кто это сделал… Думаю, они не знают; или, если и знают, то не говорят. Во всяком случае, они пока никого не арестовали.
– Слава богу.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, детка. Грязная история, если все, что я о ней слышала, правда. Но не хотелось бы оказаться на месте убийцы теперь, когда за дело взялся Фен; даже то, как он в пух и прах разделывает мои эссе, наводит ужас. – Она вдруг погрустнела. – Боже, как умен этот человек! Я мобилизовала всю тяжелую артиллерию Хартнелла[118] для тьюториалов с ним, но напрасно; он тоже кокетничает напропалую, но довольно неискренне. Бедная я! – Она вздохнула.
– Они не считают, что это Дональд, правда? – спросила Джин.
– Моя милая, я не посвящена в их секреты. Боже всемогущий, дитя мое, какое божественное белье! Откуда?
От обсуждения нижнего белья разговор плавно перешел к извечным женским разговорам о сексе.
* * *Дональд Феллоуз открыл глаза и увидел груду беспорядочно наваленной одежды на стуле рядом с его постелью. В незнакомой обстановке комнаты для гостей ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, где он находится и почему. Прямо на него со стены над камином смотрела картина Брейгеля[119], до отказа набитая фламандскими крестьянами; очень плохая гравюра Хейдена[120] висела под ней; без них комната была бы совершенно безлика. У него раскалывалась голова, а во рту стоял мерзкий привкус. Он сел, обхватив руками голову, бормоча: «Господи, господи…» В дверь заглянул служитель, напомнивший ему, что завтрак будет через пять минут. С трудом заставляя себя вылезти из постели, он подумал, отстраненно и равнодушно, об Изольде – и еще о чем-то.
– Господи, о господи! – бормотал он. – Ну, кто бы только мог предположить… Поди пойми этих женщин.
Надевая шлепанцы и купальный халат, он все пережевывал эту, не отличающуюся особенной оригинальностью, мысль и наконец, выйдя на улицу под зонтом, направился к ванным.
* * *Рэйчел Уэст одернула уголок пеньюара, соскользнувшего с ее бедра, и налила еще одну чашечку чая. Роберт, сидевший напротив в кресле, глядя на нее, подумал, что она не потеряла ни капли своей красоты за годы их знакомства. Сколько ей сейчас? Двадцать семь? Двадцать восемь? Но ее фигура все еще подтянутая, точеная, немного мальчишеская, и она не позволяет себе в силу долгого знакомства с ним пренебрегать своей внешностью ранним утром – время, когда жены, все равно, законные или незаконные, выглядят наихудшим образом; в сущности, у них было что-то вроде негласной договоренности об этом, перешедшей в привычку. Он рассказал ей о событиях минувшей ночи.
– Я чувствую себя немного виноватой за свое ужасное поведение в истории с тобой и этой девицей. Это было что-то вроде помешательства.
– Боюсь, я ничего не сделал, чтобы разрядить ситуацию. Но ее приход в мою комнату со стороны действительно выглядит некрасиво, даже полиция не преминула мне намекнуть, будто я спал с ней.
– Если бы я временно не потеряла рассудок…
– О, дорогая, не вспоминай об этом. Все уже кончено.
Рэйчел опечалилась.
– Да – именно кончено. Они догадываются, кто это сделал?
– Насколько мне удалось узнать, весьма смутно. Может быть, Фен, но он много притворяется, и поэтому трудно сказать. В любом случае, умоляю, давай оставим эту тему… Боюсь, полицейские тебя сегодня навестят.
– Надо ли… что-нибудь?..
– Что ты, нет! Мне нечего скрывать. Скажи им всю правду.
– Правда, насколько это касается меня, заключается в том – хорошо, дорогой, в том, что я не была в Северном Оксфорде прошлой ночью; это выдумка, прикрывающая мое отсутствие. После нашей с тобой ссоры мне было… так невыносимо плохо. Я должна была уйти куда-нибудь одна.
– Я бесчувственная скотина, вот я кто.
– Нет, дорогой, конечно, ты ни в чем не виноват. Но мне от этого было не легче. Я пошла в кино и смотрела какой-то отвратительный фильм.
– И что из этого?
– Неужели не понимаешь? Это значит, что у меня нет алиби. Они скажут…
– Моя дорогая, они не собираются арестовывать всех в Оксфорде, у кого нет алиби. Ты просто должна рассказать им это, вот и все. Поверь мне, – мрачно добавил Роберт, – если они начнут что-то против тебя, я натравлю на них лучших судебных экспертов Лондона.
Она выглядела такой обеспокоенной, что он подошел и нежно поцеловал ее в губы.
– Бедная моя, – сказал он, – не волнуйся. Лично я не собираюсь скрывать, что был бы в полном восторге, если бы они так никогда и не выяснили, кто это сделал.
Он вернулся в свое кресло.
– Слава богу, «Метромания» идет успешно, а теперь будет еще успешнее, хотя с моей стороны нехорошо так говорить. Знаешь, я подумываю о следующей пьесе. На этот раз главная роль – мужская. Персонаж вроде Шотовера[121] или Джайлза Оверрича[122] – хотя опять же, так говорить с моей стороны неприлично.
– Я правильно понимаю, что ты вновь хочешь запереться в четырех стенах, как только все закончится? Право слово, ты несносен.
Роберт усмехнулся.
– Я знаю. И не то чтобы мне самому от этого была хоть какая-то радость. – Тут он вопросительно посмотрел на нее. – Не представляю, знакомо ли кому-то еще это чувство, но мне скучно от собственных замыслов. Писать новую пьесу – все равно что вынашивать ребенка или плавать: это приятно, только когда все наконец закончилось.
* * *Найджел завтракал в одиночестве, продолжая, как ему представлялось, заниматься здравым и объективным анализом фактов. Здравомыслие и объективность, однако, не помогали; ни одной искры внезапного озарения не возникло в его голове. В первую очередь его озадачивала история с кольцом: чем руководствовался убийца, надевая кольцо на палец Изольды уже после ее смерти? Он терялся в догадках, теории, основанные на этом факте, своей хитроумностью напоминающие механизмы Хита Робинсона[123], промелькнули одна за другой перед его мысленным взором, чтобы быть тут же поспешно отвергнутыми. Сказал ли Роберт правду, отрицая, что был с Изольдой в среду ночью? Почему так важно, что играло радио, а Изольда была убита в комнате Дональда? Что она там искала? Взяла ли Джин пистолет, и если да, то доказывает ли это, что убийцей является она? Этот внутренний диалог, как катехизис, разделенный на рубрики вопросов и ответов и чем-то напоминающий жанр диалогов между душой и телом, столь популярный в семнадцатом и восемнадцатом веках, был, как понял Найджел, абсолютно бесполезен, и он отказался от него, чтобы попробовать, какие возможности могут открыться в практикуемом Феном интуитивном методе. Он прислушался к интуиции, позволяя отрывочным впечатлениям проникать в сознание без всякого порядка и последовательности, и в результате почувствовал еще большую растерянность, чем прежде. На мгновение ему даже показалось, что он нашел тот самый, единственный и очевидный, элемент, которого недоставало, чтобы все сложилось в правдоподобную схему; но он, должно быть, так старательно предавался интуиции, что не смог осознать его и припомнить. Со вздохом Найджел отказался от этой попытки.
