Дороти Сэйерс - Смертельный яд
— Ну, не знаю, — сказал герцог. — Питер у нас странный. Никогда не скажешь, о чем он думает. Он один раз вытащил меня из заварухи, так что я не собираюсь вмешиваться в его дела. Оставь его в покое, Элен.
Леди Мэри Вимси, которая приехала поздно вечером в канун Рождества, смотрела на происходящее совсем иначе. Она заявилась в комнату своего брата в два часа ночи. Только что закончился весьма утомительный вечер — обед, танцы, шарады…
Вимси, облаченный в халат, задумчиво сидел у камина.
— Тебе нездоровится, Питер? — спросила леди Мэри. — Что случилось?
— Объелся сливовым пудингом, — отозвался Вимси, — и светскими приличиями. Перед тобой — мученик, сгоревший в пламени бренди, лишь бы семейный праздник удался.
— Да уж, вспомнить страшно. Но как твоя жизнь? Я не видела тебя уже целую вечность.
— Да. А ты, похоже, не на шутку увлеклась своим бюро по оформлению интерьеров.
— Надо же чем-то себя занять. Знаешь, мне ужасно надоело это бессмысленное существование.
— Да. Послушай, Мэри, ты иногда видишься со стариной Паркером?
Леди Мэри перевела взгляд на горящие угли в камине.
— Я пару раз с ним ужинала, когда приезжала в Лондон.
— Правда? Он очень порядочный парень. Надежный, простой, серьезный. Не слишком, конечно, забавный.
— Чуть консервативный.
— Да, ты права. Чуть консервативный. — Вимси зажег сигарету. — Мне бы страшно не хотелось, чтобы старина Паркер потерпел фиаско. Он тяжело это примет. Я хочу сказать — не стоит играть его чувствами.
Мэри рассмеялась:
— Беспокоишься, Питер?
— Н-нет. Но мне хотелось бы, чтобы с ним обошлись по справедливости.
— Ну, Питер — я же не могу сказать «да» или «нет», пока он не сделает мне предложения, так ведь?
— Неужели?
— Ну… ему не могу. Разве тебе не кажется, что это пойдет вразрез с его представлениями о порядке вещей?
— Наверное. Но если бы он сделал тебе предложение, это тоже пошло бы вразрез с его представлениями о порядке вещей. Он бы считал, что сама мысль о том, что дворецкий доложит: «Старший инспектор Паркер и леди Мэри Паркер» просто недопустима.
— Значит, тупик?
— Ты могла бы перестать с ним обедать.
— Конечно, могла бы.
— И само то, что ты этого не сделала… Пони-Маю. Может, мне следует разыграть из себя настоящего викторианца и потребовать, чтобы он сказал мне, каковы его намерения?
— А почему тебе вдруг захотелось сбыть с рук родную сестру, старик? Питер… тебя никто не обидел?
— Нет-нет. Я просто вдруг вообразил себя добродушным дядюшкой, вот и все. Видимо, старость подходит. Когда лучшие годы уже позади, начинаешь заботиться о ближнем.
— Как я об убранстве дома. Кстати, эта пижама сшита по моей модели. Довольно мило получилось, правда? Но, надо полагать, главный инспектор Паркер предпочитает старомодные ночные рубашки.
— Это будет просчет с его стороны, — заметил Вимси.
— Не страшно. Я буду мужественной и преданной. Прямо сейчас выброшу свою пижаму!
— Нет-нет, — запротестовал Вимси, — только не сейчас! Уважай мои братские чувства. Хорошо. Я должен буду сказать своему другу Паркеру, что если он расстанется со своей природной скромностью, ты расстанешься со своей пижамой и скажешь ему «да»
— Это будет шоком для Элен, Питер.
— Пусть Элен идет ко всем чертям. Полагаю, это не самый серьезный шок, который ее ждет.
— Питер, не иначе как ты задумал что-то ужасное! Хорошо. Если тебе надо, чтобы первый удар нанесла я — я готова. Пусть будет так.
— Прекрасно! — небрежно бросил Вимси. Леди Мэри обхватила его за шею и одарила редким сестринским поцелуем.
— Ты — благородный старый идиот, — сказала она, — и вид у тебя совсем измученный. Ложись спать.
— Иди к черту, — добродушно сказал лорд Питер.
Глава 13
Нажав кнопку звонка квартиры лорда Питера, мисс Мерчисон почувствовала легкое сердцебиение. Оно не было связано с мыслями о его титуле, богатстве или статусе холостяка: мисс Мерчисон всю жизнь была деловой женщиной и привыкла бывать в домах холостяков самого разного рода, так что об этом она даже не думала. Однако записка, которую она получила, обещала нечто необычайное.
Мисс Мерчисон исполнилось тридцать восемь, и красотой она не блистала. В течение двенадцати лет она работала в конторе одного и того же финансиста. В целом это было хорошее время, и только в последние два года она начала понимать, что блестящий финансист жонглировал слишком большим количеством рискованных дел, и делал это со все возрастающей опасностью для собственной жизни. По мере того, как скорость возрастала, он прибавлял к вращающимся в воздухе предметам одно яйцо за другим. Однако количество яиц, которые человеческие руки способны удерживать в воздухе, ограничено. В один прекрасный день упало и разбилось одно яйцо, затем еще одно, и вскоре это был уже большой омлет. Жонглер сбежал со сцены и скрылся за границей, его главный помощник пустил себе пулю в лоб, зрители свистели и шикали, занавес опустился — и мисс Мерчисон в тридцать семь лет осталась без работы.
Она поместила в газетах объявления и в свою очередь откликнулась на достойные внимания объявления. Почти всюду требовались молоденькие секретарши, и жалованье предлагалось невысокое. Надежд оставалось все меньше.
А затем пришел ответ на ее собственное объявление, от некой мисс Климпсон, которая содержала машинописное бюро.
Это было не совсем то, чего бы ей хотелось, но она пошла на собеседование. И обнаружила, что за вывеской машинописного бюро кроется нечто гораздо более интересное.
В тот момент, когда мисс Мерчисон поступила в «Курятник», лорд Питер Вимси, таинственный покровитель их учреждения, находился за границей, и она впервые увидела его всего несколько недель тому назад. А теперь ей предстояло впервые с ним разговаривать. Она решила, что выглядит он довольно странно, но люди говорили, что голова у него работает. Короче…
Дверь открыл Бантер, который, похоже, был предупрежден о ее приходе, потому что он сразу же провел ее в комнату с огромным количеством книжных полок. На стенах висело несколько отличных гравюр, на полу лежал персидский ковер, стоял рояль, огромный диван и несколько глубоких и уютных кресел, обитых коричневой кожей. Шторы были задернуты, в камине весело пылали дрова, а перед огнем стоял стол с серебряным чайным сервизом, изящные формы которого радовали глаз.
Когда она вошла, ее начальник вынырнул из глубины кресла, отложил фолиант, изучением которого он занимался, и приветствовал ее тем хладнокровным, глуховатым и немного ленивым голосом, который она уже слышала в кабинете мистера Эркерта:
