Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 03
— Я хочу увидеть хоть раз твою дочь… — уже совсем робко, чуть ли не шепотом произнес Ганин.
— Зачем? Она ж не твоя! Мы с тобой родим другую, а эту… В спецшколу отдадим, пошлем в Лондон. Пусть учится там.
Ганина затрясло.
— Я хочу навестить своих родителей! Я их сто лет не видел!
— Слушай, Ганин! Зачем тебе понадобились родители, которым ты не удосужился ни разу за пять лет даже позвонить, не то что с днем рождения поздравить?! — В фиалковых глазах Снежаны так и прыгали сверкающие искорки — она даже не скрывала того, что знает о нем все…
— Значит, я тут в заключении… — прошептал Ганин и обиженно затих.
Снежана смягчилась. Она оставила недоеденный тост с джемом, подошла к Ганину и, сев ему на колени, обвила тонкими нежными руками его шею.
— Леш, Лешенька, ну почему сразу в заключении? У меня никогда — веришь? — никогда в жизни не было настоящей семьи, мужа! Ну могу я хоть немного насладиться покоем у семейного очага, в своем доме, вдали от всех! — В глазах Снежаны блеснули слезы. — Да и потом, какое заключение, если мы с тобой сегодня едем в гости, и не к кому-нибудь, а к моему отцу!
— Какому такому «отцу»? Разве твоя мама…
Снежана звонко и мелодично рассмеялась.
— Такой большой мальчик, а не знаешь, что дети никогда не рождаются без отцов? Ха-ха-ха!
— Ну и кто же у тебя отец?
— Увидишь… Очень важная персона. Между прочим, я о тебе ему все уши прожужжала, и он… заинтригован! Хочет, чтобы ты нарисовал его портрет. Только предупреждаю, это очень богатый, очень влиятельный человек, и у него есть одна причуда — он устраивает приемы-маскарады. Все его гости одеты в древние одежды, говорят только по-старинному, ну и… Ведут себя соответствующе!
— Как твой кот Тимофей?
— Как Тимофей, все верно! — рассмеялась Снежана и игриво щелкнула Ганина по носу, а потом встала и вернулась на свое место. — Так что давай завтракай — чтобы все съел! Потом я тебе покажу твою новую мастерскую — и начнем собираться. Мне нужно еще многое тебе рассказать…
— Я хочу вызвать священника из Глубокого, мастерскую надо освятить! — ни с того ни с сего произнес Ганин. Снежана сверкнула глазами и показала ему сжатый кулак. Ганин кивнул, сел и принялся уплетать яичницу с беконом…
Мастерская оказалась действительно роскошной и огромной, как спортплощадка. Она располагалась в одной из зал на первом этаже. Все стены были украшены красивыми зеркалами, рамы которых представляли собой барельефы в виде прекрасных полуобнаженных нимф и пузатых голеньких амурчиков — излюбленной скульптурной темы стиля рококо. Выше зеркал висели картины — портреты, пейзажи… Один взгляд на эти образцы искусства Великого века приводил Ганина в трепет. Посредине залы стоял большой мольберт, столик с красками самых разных цветов и оттенков, набор кистей, вода в вазе, готовые холсты, бумага, карандаши, мягкое креслице для отдыха. В зале работал кондиционер. Было приятно прохладно и свежо.
— Гм, Снежана… Но мастерская тут слишком большая! Обилие зеркал, пространства — все это давит на меня. Лучше бы устроить мастерскую где-нибудь на чердаке или в мансарде… — проговорил Ганин.
— Нет! — топнула ногой Снежана. — Величественный портрет может быть нарисован только в величественной зале. Это тебе не пухлых провинциальных красоток рисовать! Это… совсем другое!
— Уж не к царю ли ты меня поведешь? — ехидно спросил Ганин.
— Может, и к царю, а может, и нет — сам узнаешь… Итак, осмотрел, понравилось? А теперь идем одеваться! Тимофей, чертов кот, а ну сюда! Помоги подобрать милорду костюм, научи его как следует. А у меня дела сейчас, я уле… уезжаю.
— Мр-р-р, госпожа, лечу, лечу, не стоит бес-с-с-покоиться, да-сс! — Тимофей стремглав вбежал в залу. Он уже успел переодеться в старинный бархатный костюм. — Милости просим, милорд, милости просим, мр-р-р, за мной-с, за мной-с! А то хозяйка у нас горячая, горячая! Ох и жжется она! Как арапником отходит, дак лежи потом, вылизывай ранки-то!.. Ух и строгая она, но — справедливая, да-сс! В этом свой плюс! Огреет арапником, отойдет, а потом сама зацелует, защекочет, мр-р-р! Удовольствие сплошное! Вас еще арапником?.. Нет-сс, ну и славно! А то, знаете, несладко… Бьет сильно, аж кровь, а уж когда псину выпустит… У-у-ухх! Поминай как звали… Рвет на кусочки просто! Мы с моим коллегой боимся его — жуть! Без тормозов он, с-с-собака! Но этот-то с крыльями, взлетает и хоть бы хны, а я — бедняга… Ну, ничего — зато потом как зацелует, как заласкает — пр-р-релесть! И все проходит, и ничегошеньки не остается, ничегошеньки… Ох, ну характер же у госпожи! Но что поделаешь, принцесса, почти королева… Все они такие, королевы, лучше на глазки-то им и не попадаться, да-сс! Так что я вам посоветую — не злите ее, говорите вс-с-сегда — «да, ваше высочество», «так точно», «будет исполнено» — и все будет хорошо, мрр, все будет чудесненько и расчудесненько! — Тимофей-Котофей опять залепетал, забалагурил, заюлил, и у Ганина возникло ощущение, что он из своих слов плетет какие-то кружева, и эти кружева, как паутина муху, обволакивают его сознание так, что все мысли путаются, слова застревают, и ему ничего не остается, как следовать за ним, словно ослу за своим хозяином.
— Какая принцесса? Какая королева? — только и прошептал Ганин, а Кот так и тащил его куда-то, взяв под ручку, да так быстро, будто летел. Ганину даже показалось, что он и ногами-то не касается пола…
— Ох-х-х, ну не спрашивайте, меня, умоляю! Скажу, а потом — в морду, в морду… Знаете, уже сколько раз получал? Думаю, все — уйду, сменю хозяйку, а не отпускает, окаянная! Я ей: помилуйте, госпожа, на свободу хочу, на волю, рыбки половить удочкой, в прятки поиграть с детишечками, да просто, знаете, приятненько так на диванчике полежать, после обеда сытного… М-р-р, благодать! А не пускает, окаянная, сучка эдакая! Говорит, ты, Тимофей, думаешь, хозяина сменишь, легче жить будет? Не-ет, говорит. У меня еще ладно… А вот мой папаша — так он не арапником будет, он тебя посохом своим так отходит, что все кости переломает! А я, говорю, на свободу пойду, буду, как кот ученый, на дубе сидеть и сказки вещать, или как кот в сапогах буду сам по себе. А она, стерва эдакая, мне: какая такая свобода? Где это видано? А? Я говорю, ну если слово такое есть, то значит, есть она обязательно где-то! А она мне: а ты пойди и спроси у Распятого, есть ли свобода? Ха-ха! Думаешь, ТАМ тебе легче будет? Везде хозяева, везде, милейший, и везде — в морду, в морду, в морду…
От болтовни Кота Тимофея Ганину стало не по себе. Но наконец они добрались до гардеробной.
Здесь Ганина ждал другой слуга — такой же коренастый, как Тимофей, тоже облаченный в старинный бархатный костюм, такой же черноволосый, но сутуловатый, даже сгорбленный, с длинным горбатым клювообразным носом и по-птичьи тонкими ручками и ножками, а на голове — хохолок. Он причудливо подпрыгнул при виде Ганина на месте и низко поклонился.
