Станислас-Андре Стееман - Убитый манекен
— Вы же мне сказали, что на трупе не было никаких внешних следов ранения?
— Никаких, за исключением синяка на лице и нескольких царапин от падения с лестницы.
— Поскольку убийство манекена вытекает, по вашему мнению, из убийства Жильбера, может, вы могли бы с большим успехом допросить ваших подозреваемых о том, где они были в ночь с 20-го на 21-е?
— Так я и сделал. За исключением Жерома, моловшего такой вздор, что он смутил бы и инквизитора, все остальные утверждали, что не покидали своих постелей.
Воробейчик размышлял. Подняв бокал, он посмотрел его на свет, одновременно поглядывая на комиссара:
— Если вам верить, покойного единодушно ненавидели все близкие. Разве не мог один из них попытаться уничтожить его изображение, не трогая тем не менее его модели?
— Нет! — с неожиданным раздражением возразил Малез.
Неужели его столь тщательно восстановленная великолепная история рухнет?
— Вас не было там, вы не держали, как я, руку на пульсе у всех этих разочаровавшихся душой и телом провинциалов, у всех этих погрязших в живом прошлом существ!
Воробейчик позволил себе улыбнуться:
— Я же не возражаю, старик. И какова собой Лаура? Хороша?
— Не знаю, — честно признался комиссар. — Она то кажется холодной, как лед, то горячей, как пламя.
— Черные платья, волосы пучком?
— Совершенно верно.
— Воображаю, что теперь она начала сожалеть о своем кузене. Девушки вроде нее неизбежно обожают то, что сожгли!
— Сама она утверждает противоположное, но, пожалуй, вы правы.
— А ее кузина Ирэн? Тип «будущей регентши»?
— Если угодно.
Воробейчик вздохнул:
— Очень боюсь, старина, что если бы я серьезно этим занялся, то смог бы доказать виновность и тех лиц, которых вы подозреваете, и еще нескольких, которых вы не заподозрили! Я думаю о господах Деване и Эберстейне, честных торговцах, о благородном старце г-не Лекопте, о докторе Фюрнеле, о начальнике станции, о трактирщике, о самой Жанне Шарон… Вы раскрыли секреты семи лиц. Осмелитесь ли вы утверждать, что у остальных нет столь же компрометирующих тайн? Что доктор Фюрнель не стал орудием г-на Лекопта, с запозданием уяснившего себе прискорбное состояние ума своего сына? Что начальник станции не отомстил за давнюю обиду? Что старик Жакоб не избавился от сообщника? Поверьте мне, при нынешнем положении любые предположения оправданы, невиновных на сто процентов просто не существует!.. Послушайте, вы мне рассказывали о чердаке с находящимся там некиим набором. Больше ничего не показалось вам заслуживающим особого внимания?
Никогда еще Воробейчик не выглядел таким равнодушным, никогда вопрос не представлялся таким безобидным. Однако позднее он признался, что, задавая его, уже знал, благодаря предыдущим признаниям комиссара, куда идет.
— Нет, — не задумываясь, ответил Малез. — Или, скорее, да. Кот. Меня удивило, что из-за связанных с этим чучелом воспоминаний к нему не относились лучше.
— Вот как? — глухо пробормотал Воробейчик. — Что за воспоминания?
— Вы же знаете, какими бывают дети. Валтасар, а так звали любимчика, участвовал во всех их развлечениях, то в роли… мустанга, то пумы, то в какой-нибудь другой! Он умер двадцать четыре часа спустя после Жильбера. Моська Ирэн, Маргарита, его не переносила, и ее ненависть не угасла со смертью Валтасара. Если бы останки бедного кота оказались в пределах ее досягаемости, похоже, она разорвала бы их в клочья…
Прислонившийся к книжному шкафу Малез с этой минуты смутно чувствовал, что только теряет время. Не было ли глупостью с его стороны надеяться, что г-н Венс на расстоянии прояснит дело, мрак которого он не смог рассеять, будучи на месте?
— Вы иногда читаете газеты?
— Что? — воскликнул комиссар, грубо оторванный от созерцания трудов Фрейда, Мантегаццы и Ломброзо, выстроившихся перед его глазами. — Конечно! — обиженно произнес он.
— А в последние дни вы их просматривали?
— В последние дни? Нет. А в чем дело?
— Так я и думал… — сказал мсье Венс.
Спокойно встав, он загасил свою гавану в пепельнице:
— …иначе вы бы все уже поняли.
— Понял? — повторил растерявшийся Малез. — Понял что?
— Что следовало отдать кота собаке! — произнес г-н Венс.
В эту минуту Чу-Чи, осторожно приоткрыв дверь, просунул голову.
— Ну? — спросил Воробейчик.
Бой в улыбке оскалил зубы:
— Ба’ышня Но’а очень занята. Ба’ышня Но’а отк’ывает новую звезду.
— Великолепно. Неожиданно, но великолепно. Пойдем-ка посмотрим и мы.
Малез не испытывал особого желания, но Воробейчик, взяв его под руку, потянул за собой. «Он не хочет говорить мне ничего больше», — думал расстроенный комиссар. Но тут понял: как всегда великодушный, мсье Венс хотел, чтобы Малез сам воспользовался всеми плодами своего успешного расследования.
В коридоре их чуть было не опрокинул толстяк в халате, что есть мочи дувший в охотничий рог.
— Наверное, еще один очень порядочный человек? — ядовито осведомился Малез.
— По правде говоря, не осмелюсь этого утверждать, — ответил мсье Венс. — Мне кажется, я узнал нашего соседа снизу, который два часа назад поднялся пожаловаться на шум, который мы производим.
Нора не открыла новой звезды. Она только думала, что открыла новую звезду. Но в одном была уверена: она простудилась. Венсу и Малезу пришлось ее уложить в постель, приготовить ей грог, который она нашла безвкусным, положить ей грелку, которая показалась ей холодной.
Уже рассветало, когда друзья расстались. Комиссар предпочел бы, чтобы его изрубили на мелкие куски, лишь бы не задавать новых вопросов, но у Венса, похоже, проснулась совесть.
— Вы знаете улицу Англетерр? — сам спросил он, когда Малез входил в лифт.
— Нет, — подумав, ответил Малез.
— Одним концом она выходит на Крылатую улицу, а другим — на Триумфальный бульвар. На вашем месте я при первой же возможности отправился позвонить к дому под номером 44-бис.
— Вот как? — произнес Малез. — И что же мне там скажут?
— Ничего, — ответил мсье Венс.
И сам захлопнул дверцу лифта.
27. Дело Жадена
Ранним утром комиссар, сто раз повторявший себе: «Не поеду», звонил в дверь магазина, в витрине которого потерявшая перья сова и взгромоздившаяся на сломанную ветку белка, окоченевшие в оранжевой тени запыленной целлофановой шторы, казалось бы, навсегда утратили способность привлекать внимание прохожих.
— Черт! — ругнулся он. — Ничего не скажешь, сарай выглядит совершенно заброшенным!
Но в тот момент, когда он отступил на несколько шагов, чтобы окинуть взглядом фасад (и обнаружить размытую дождем вывеску: Жаден, чучельник), услышал, что к нему обращаются:
