Рекс Стаут - Право умереть
— Вы не дали своего честного слова.
— Я даю честное слово только при крайних обстоятельствах. На этот раз я не пошевелю ради вас даже пальцем. Я хотел бы, чтобы вы ушли. Я должен обсудить создавшуюся ситуацию с мистером Гудвином.
— Можете приступить к этому немедленно. Я не буду мешать вам.
— Еще бы! А что вы можете сказать о том, какое влияние окажет автоматизация на гомо сапиенс?
— Убирайтесь к черту! — сказал Кремер и поднялся.
Я проводил его до выхода из кабинета и стоял, пока не услышал звук закрывшейся парадной двери. Только тогда я вышел в прихожую, желая удостовериться, что он уже на улице. Затем я вернулся к своему столу, сел и сказал:
— Ну, давайте побеседуем.
В ответ Вульф что-то пробурчал.
— Что ж, тогда начну я. Вы сказали, что слова, произнесенные Воуном во вторник, не имеют отношения к его смерти. Вы вынудили меня сказать инспектору полиции, что у меня нет никаких предположений относительно того, с кем и о чем собирался разговаривать Воун, хотя знали, что кое-какие предположения у меня имеются. Вчера вас ничуть не заинтересовало, что миссис Брук умеет подражать голосу Сюзанны. Если выяснится, что это она убила и девушку, и Воуна, то как вы будете реагировать на мое лжесвидетельство?
— Я убежден, что Сюзанну убила не она.
— Знаю, хотя я не убежден в этом. Никаких доказательств того, что Воун был связан с кем-нибудь из замешанных в деле лиц, кроме Бруков, не существует. С кем же он хотел встретиться?
— Ума не приложу. Но что касается миссис Брук, то, кроме того, что для убийства у нее не было мотива, она к тому же не могла позвонить по телефону и говорить голосом Сюзанны. Разве только если знала о назначенном на восемь часов свидании. Знать же этого она не могла. А если это не она позвонила, то кто же? Возможно, конечно, что сама мисс Брук. Но и в этом нет твердой уверенности, я по-прежнему сомневаюсь. Но вот что главное. Миссис Долли Брук, вернувшись домой, рассказывает мистеру Воуну, что видела, как мистер Уиппл входил в дом. Задумайся над этим. Допустим, она была в квартире, и перед тем как уйти, стерла отпечатки пальцев с дубинки, которой только что убила свою золовку. Любой болван поступил бы так же. Она бежит с места преступления. Последний идиот сделал бы то же самое. Неужели она станет ждать на улице появления мистера Уиппла? Нонсенс. Предположим, она видит его, убегая после совершения убийства. Допустим. Но раз так, неужели она рассказала бы мистеру Воуну о том, что видела, как он появился?
— Не верится.
Несколько секунд я размышлял.
— Что же дальше?
— Ничего существенного.
— О'кей! — Я встал. — Я беру отпуск за свой счет. На два часа или два дня, не знаю.
— При везении это займет два часа, — кивнул Вульф. — Лучше употреби их на мистера Воуна, даже если легионы Кремера будут следовать за тобой по пятам и вертеться у тебя под ногами.
С этими словами он протянул руку к пачке писем.
Я тут же вышел.
В своем отчете я не пропустил ни единого шага, ни единого мало-мальски значительного факта. Заработаю ли я благодарность или меня ткнут носом, словно щенка в напруженную лужу, все равно я пишу об этом. Но было бы пустой тратой времени и бумаги рассказывать, к примеру, как реагировал привратник на то, что на этот раз я обладал даром речи, или как Долли Брук восприняла новость (новость для нее!) о смерти Питера Воуна. Важно лишь то, что это ни на шаг не приблизило нас к разгадке, разве только представило интерес для меня лично, особенно с той поры, как Вульф вычеркнул ее имя из списков подозреваемых. В течение двух часов я достал алиби такого рода, которое обычно подшивают к законченному делу. В среду вечером в 19.40 Кеннет и Долли Брук сели за ужин у своих знакомых, живущих в одном с ними доме; незадолго до девяти еще две супружеские пары присоединились к ним, и вечер они провели за игрой в бридж, разошлись около часа ночи. Я проверил это, побеседовав с тремя женщинами, с двумя — лично и с третьей — по телефону, а также с двумя мужчинами. Когда я возвратился в наш старый кирпичный особняк, Вульф заканчивал ленч в столовой, и одного взгляда на мое лицо было ему достаточно, чтобы понять мое состояние. Я сел на свое место, вошел Фриц с блюдом, и я отвалил себе добрую порцию тушеной сельди, маринованной в масле и лимонном соке, приправленной лавровым листом, тимьяном и мятой, и три ложки пюре из щавеля. Я положил себе только три ложки, так как перед сном собирался зайти в кухню, разогреть остатки сельди, положить между двумя ломтями испеченного Фрицем хлеба и полить все это ореховым соусом. (Подавать со стаканом молока. Иметь под рукой ложку для того, чтобы подхватить пюре, которое выдавливается, когда вы его кусаете).
Мы отправились в контору. Никто из нас не упоминал имени Долли Брук. Садясь, я, как бы невзначай, заметил:
— Я занесу в счет расходов двадцать два доллара за эти два часа.
Вульф усмехнулся.
— Я предпочитаю не принимать участия в таких расходах, так как хочу лишь заплатить добром за добро. — Он махнул рукой, давая понять, что хочет прекратить разговор. — Возможно, что мистер Воун звонил нам из дому перед смертью.
— Только возможно. Когда я позвонил ему домой спустя полчаса после нашего разговора, мне сказали, что он недавно ушел; по-видимому, со мной разговаривала горничная.
— Где он живет?
— Восточная Семьдесят седьмая улица, между Пятой авеню и Медисон-авеню. Предположительно, со своими родителями; в телефонной книге указано, что телефон принадлежит миссис Сэмюэль Воун.
— Нам нужно узнать все, что он вчера делал, до телефонного звонка и после.
— Конечно, надо.
— Как ты думаешь действовать?
— Расспрашивать людей? Рутина. Если вы хотите ускорить дело и готовы истратить некоторую сумму, призовите на помощь Саула, Фреда и Орри, Скажу только, что у всех, кого они станут расспрашивать, будет готов ответ, так как они уже давали его полиции.
— Невыносимо! — проворчал он.
— Да, сэр. Может быть, лучше просто сидеть здесь и гадать, у кого собирался Воун что-то выяснить. Я только и размышлял об этом в такси по дороге домой.
— Ну и что?
— Состояние, в котором он находился во вторник утром, когда ушел отсюда, было таково, что он должен был немедленно отправиться домой и завалиться спать. К часу дня он уже наверняка храпел вовсю. Он сказал, что проснулся в шесть часов утра, то есть имел весь день впереди, и нет никаких сомнений, что он уже успел кого-то повидать до того, как позвонил мне. Он сказал, что позже у него, возможно, появится нечто важное, о чем он мне сообщит. Он бы не сказал этого, особенно слово «важное», если бы у него просто возникла какая-нибудь дурацкая идея. Он хотел что-то выяснить, что он видел или слышал. Удовлетворительно?
