Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Бегло просмотрев меню, Улдис от скуки стал разглядывать гостей. Зал понемногу наполнялся. Внимание Стабиньша привлекла странная пара, направлявшаяся в противоположный угол зала; одетую в вечернее платье тучную женщину сопровождал хилый мужчина. В походке их, в каждом движении чудилось что–то знакомое; однако к Стабиньшу они находились спиной. Пройдя мимо двух свободных столиков, посетители остановились у третьего, за которым уже сидела молодая женщина в ярко–красном платье.
Невероятно – и все же… Теперь он узнал каждого из них. То были директор магазина Эрна Зале, грузчик Пуце и продавщица бакалейного отдела Ирена Канцане.
«Оригинальное совпадение. Вот меня, провинциального милиционера, они вряд ли рассчитывали здесь встретить».
Улдис решил по возможности не обнаруживать своего присутствия. Он передвинул стул, вынул темные очки и поднял карту меню так, чтобы закрыть лицо.
Официант рысцой поспешил к новым посетителям, но Зале величественным жестом дала понять, что торопиться некуда, и тот, понимающе кивнув, направился к другому столику.
«Ждут еще кого–то», – предположил Улдис. И, как бы в подтверждение его догадки, к столику подошел человек в сером костюме. Лицо его украшала бородка клинышком. «Инженер Лубенс! Интересно, что общего у инженера Лубенса с деятелями торговли?» Официант снова подошел, готовый принять заказ. «Сейчас они выбирают, потом закажут и станут осматривать зал. Себя раскрывать нельзя, иначе придется вызывать их на официальный допрос. А он ничего не даст и только все испортит. Самое время исчезнуть!»
Улдис встал и неторопливо пошел к выходу. Сердито поглядев на встретившегося официанта, постучал ногтем по стеклышку часов. Аппетит и на самом деле пропал. Он широкими шагами пересек Привокзальную площадь, направляясь к городскому управлению милиции.
Через полчаса в вокзальный ресторан явилась парочка, занявшая столик неподалеку от того, за которым ужинал с работниками магазина инженер Лубенс.
XXVIII
– Ложь! – Вершинин сам не узнавал своего голоса. – Наглая ложь! Я сам проводил ее от санатория до Риги. Кольцо было у нее на пальце!
«Может быть, она потом приезжала еще раз? Нет, ерунда. Кольцо она ни за что не продала бы».
Лиесма дрожала, словно вымокший в воде щенок.
– Верьте мне, верьте! – повторяла она. – Мне дали, попросили продать…
– И в тот вечер она ехала в Пиекрастес за деньгами?
– Ну да, – неуверенно подтвердила Лиесма.
Кровь ударила в виски Вершинину. Он схватил Лиесму за плечи и сильно встряхнул.
– Кто сбил ее? – прошипел он. – Я спрашиваю: кто сбил?
Лиесма вдруг поняла, что допустила непоправимую ошибку.
– Не знаю, не знаю… – пробормотала она, тяжело дыша. – Не знаю, кто сбил ее…
– Ах, не знаешь? – Вершинин больше не владел собой. – Твой дружок прикончил ее, чтобы не отдавать деньги за кольцо, которое он пропил, тот самый дружок, что вчера приезжал за тобой на грузовике.
– Нет! – крикнула Лиесма. – Антс в ту ночь спал у меня в Риге, его машину увели! Он не виноват!
– Увели, вот как? – переспросил Вершинин и, помолчав, едва слышно пробормотал. – Значит, увели.
В глазах Лиесмы был ужас.
– Вы все знаете… Вы из милиции!
– Из милиции? – Вершинин глянул на нее пустыми глазами и вдруг громко, неудержимо расхохотался: – Из милиции!
– А–а–а! – закричала Лиесма и, отворив дверцу, выскочила на дорогу, упала, но тут же вскочила и бросилась в чащу, продолжая кричать: – А–а–а!..
Крик ее заглох в чаще.
Вершинин пришел в себя не сразу. Он выскочил из машины и побежал туда, где только что скрылась Лиесма. Лес стоял перед ним черной стеной.
– Не валяйте дурака, идите сюда! – крикнул он.
Ответа не было. Где–то хрустнули сучья, прошумели листья.
– Вернитесь, обещаю, что ничего вам не сделаю!
Ответа не было и на этот раз.
Вершинин медленно вернулся к машине, взял фонарик и снова вошел в лес.
Слабый свет фонарика натыкался на молодые елочки, кусты. То тут, то там ему мерещилась Лиесма. Но так лишь казалось. Она исчезла.
– Если не откликнетесь, я уеду! – прокричал он.
Никто не отозвался. Вершинин прошел еще немного вперед, сделал небольшой круг и вернулся к машине. Сел за руль, дал несколько гудков, обождал еще, включил мотор и медленно поехал.
Доехав до развилки, он развернулся и снова проехал мимо места, где Лиесма убежала в лес. За поворотом он свернул с дороги, въехал на пригорок, укрыл машину за кустами, выключил фары и заглушил мотор.
XXIX
Эдит Мелнсила сидела в парикмахерской и, приблизив красивое лицо к зеркалу, критически разглядывала себя. Ария сегодня занималась ею особенно тщательно.
– Лиесма уже три дня не появлялась, – прошептала она, склонившись к самому уху Эдит. – Не знаю, что делать, что подумать.
– Не волнуйся, – успокоила Эдит. – Придет, никуда не денется.
– А если она… – Ария не договорила, но мысли обеих сейчас совпадали до мелочей. – Что делать с посылкой? Не хочу держать у себя.
– Спрячь в нейтральном месте, чтобы, если найдут, могла бы сказать, что знать не знаешь. На чердаке хотя бы, мало ли кто может там спрятать. Или тут, в салоне: клиент забыл – и все. Поняла?
– Поняла, и все–таки…
– Никаких «все–таки». Лиесма придет. Все зависит от многих обстоятельств. – Эдит смотрела в зеркало, подыскивая выражение лица, наиболее подходящее к новой прическе.
– А заказ? – заметно встревожилась Ария.
– Подождут, ничего не сделается. Вот последняя посылка, и твоя сотня – процент с предыдущей…
Эдит вынула из сумочки и передала Арии круглую коробочку. Нечаянно увидев ее, каждый решил бы, что это – импортная косметика, которую клиентка хочет использовать для себя.
Когда прическа была готова, Эдит рассчиталась, как следовало, оставила Арии чаевые и вышла.
На улице было шумно. Людской поток грозил захлестнуть и увлечь с собой. Люди спешили из магазина в магазин, стояли в очередях у прилавков и касс. Сумки, портфели, сетки в их руках разбухали, становились все тяжелее. А люди спешили все дальше.
Начал накрапывать дождь. Эдит извлекла из сумки складной зонтик, раскрыла и неторопливо пересекла улицу. На ее губах играла пренебрежительная улыбка. «Меня в этот водоворот не втянут, – удовлетворенно подумала она. – Надо совсем утратить самоуважение, чтобы топтаться в очереди ради куска мяса или колбасы. Разве для этого дана человеку его единственная жизнь, чтобы тратить ее на домашние заботы или сгибаться под тяжестью рабочей ноши?» В детстве Эдит не раз приходилось видеть, как лошадь тащит перегруженный воз, возчик сидит на нем и погоняет скотину. Эдит в таких случаях цеплялась сзади и тоже ехала. У каждого в жизни свое место. Надо только найти его, прицепиться и не выпускать.
