Мики Спиллейн - Поцелуй меня, дьявол
— Дело закончено, так что нет смысла возиться с протоколом.
— Да… Но я рад, что узнал правду. Теперь я не буду вскакивать по ночам.
Девять десять. В холле гостиницы все телефонные кабинки были свободны. Парень и девушка сидели в дальнем углу, взявшись за руки. Еще один человек, по виду не постоялец, читал газету, и с его промокшего плаща капало на пол.
У девушки за журнальной стойкой я разменял доллар на десятицентовые монеты и вошел в крайнюю телефонную будку.
С третьего раза я дозвонился. Трудно было поверить, что этот зычный голос выходит из цыплячьей шеи. Он всегда ходил небритый, в мятом костюме, но ему все это было до лампочки. Он был никто, ноль без палочки, пока не зажали букмекеров[12], и тогда он сразу стал важной персоной. У него была память, как у вычислительной машины, и он использовал ее на всю катушку в операциях с подпольным тотализатором.
— Дейв? — спросил я.
— Он самый.
— Майк Хаммер.
Голос приблизился к трубке и стал подчеркнуто безразличным.
— Здорово, парень, как делишки? — Я мысленно представил себе, как он прикрывает ладонью микрофон, а глаза шныряют по сторонам.
— Что поговаривают, Дейв?
— Ходят слухи, старик, один круче другого.
— А сам ты что думаешь?
— Да я-то здесь при чем, мистер?
Я знал, что он думает, и поэтому улыбнулся. Но в моей улыбке не было смеха.
— У меня есть то, что им требуется, малыш, — сказал я. — Шепни, где нужно.
— Мне еще жить не надоело. Как я мог узнать?
— Ты видел меня, я на крючке и сам закинул слово.
Голос в трубке стал на октаву ниже.
— Послушай, я сделаю что угодно, только бы подальше от кодлы. Они кому хочешь язык развяжут, а я не переношу боли.
— Ничего не поделаешь, Дейв. Это очень важно, иначе я не стал бы тебя просить. Они схватили Велду. Теперь ты понимаешь?
Он выругался, употребив сразу три крепких выражения.
— Значит, обмен?
— Я готов. Если ничего не выйдет, я все уничтожу.
— Хорошо, Майк. Считай, что я это сделал. Больше мне не звони, ладно?
— Ладно, — сказал я, вешая трубку.
Я подошел к стойке.
— Комнату, сэр? — спросил с улыбкой портье.
— Пока нет, спасибо. Я хотел бы видеть управляющего.
— Боюсь, что вы не сможете этого сделать. Он отлучился на вечер. Видите ли…
— Он живет здесь?
— Ну… вообще-то да…
Я молча полез в карман. Малый хорошо одевался и плохо зарабатывал, поэтому десятка была для него совсем не лишней. Она исчезла у меня из руки как по мановению волшебной палочки.
— Не беспокойтесь, он ничего не узнает. Мне надо с ним поговорить.
— Номер 101. — Он показал длинным пальцем через холл. — Поднимайтесь вон по той лестнице, это быстрее.
Рядом с дверью была кнопка звонка. Я жал на нее до тех пор, пока не услышал, как повертывается ручка. Из комнаты выглянул мужчина средних лет. У него было выразительное лицо испанского типа с тонкими усиками поверх профессиональной улыбки. Он стоял в учтивой позе, готовый выслушать мою жалобу, и в глазах его светилась надежда, что жалоба будет несерьезная, потому что мистер Кармен Триваго должен уйти по очень важному делу.
Я втолкнул его в комнату и закрыл за собой дверь. Улыбка на его лице мгновенно уступила место смешанному выражению страха и ненависти, которое перешло в негодование. Он выпрямился и с достоинством произнес:
— Что это значит?
— Ступай в комнату!
— Я…
Я врезал ему по скуле с такой силой, что он ударился об стену и закрыл руками лицо, издавая горлом невнятные звуки. Он и вначале был не очень тверд, а теперь совсем расклеился, словно бы из него вынули кости.
— Повернись и смотри на меня, — сказал я. Он сразу подчинился. — Я задам тебе несколько вопросов, и ты дашь правильные ответы. Если захочешь соврать, взгляни мне в лицо, и ты не соврешь. Поймаю хоть раз на вранье — так разделаю, что ты месяц не выползешь из этой норы. Надеюсь, тебе не надо доказывать, что я не шучу?
— Нет… прошу вас… — Кармен Триваго уже не держался на ногах. Колени у него стали такие же водянистые, как глаза, и он неловко опустился в кресло.
— Его правильное имя было Николас Раймондо. «О» на конце. Кроме тебя, никто этого не знал. Сперва я подумал, что виноват твой акцент, но ты знал его имя, не так ли?
Он открыл рот, но слова застряли у него в горле. Он молча кивнул.
— Где он брал деньги?
Он развел руками в знак того, что ему это неизвестно, и собрался вдобавок покачать головой, но я закатил ему такую оплеуху, что вся моя пятерня отпечаталась у него на щеке.
Он окончательно сломался и заскулил:
— Пожалуйста… не надо… Я скажу вам… все что угодно…
— Тогда не тяни.
— Он занимался коммерцией. Получал из-за границы…
— Я это знаю. Коммерция не давала ему тех денег, которые он тратил.
— Да-да. Это правда. Но он никогда не говорил ничего лишнего.
— Он любил женщин.
Кармен Триваго явно не понимал, к чему я клоню. Я медленно сказал:
— Ты такой же бабник. Два сапога пара. Ты знал его настоящее имя. Так бывает, когда люди хорошо знают друг друга. Значит, тебе известно гораздо больше. Подумай об этом. Даю тебе минуту. Ровно минуту.
Казалось, ему стоит больших усилий держать голову прямо. Чем дольше он смотрел на меня, тем больше жался от страха.
— Это правда, — заговорил он. — …У него были деньги. Много денег. Ему доставляло удовольствие тратить их на всякие глупости. Он говорил мне, что скоро их будет больше, гораздо больше. Вначале… Я думал, что он хвастается. Но нет. Он говорил серьезно. Вот все, что я знаю.
Я медленно шагнул к нему. Он испуганно выставил перед собой ладони.
— Клянусь вам, это правда! Несколько раз, когда он был под банкой, — кажется, так у вас говорят? — он спрашивал меня, что бы я сделал, если бы заимел два миллиона долларов. Всегда одно и то же — два миллиона долларов. Я улыбался и спрашивал, как их заиметь. Раймондо… Он их имел, я знаю, что имел. Но поверьте мне, это были грязные деньги. Я знал, что это когда-нибудь случится. Я знал…
— Откуда?
Теперь он смотрел мимо меня, будто пытаясь увидеть что-то за моей спиной.
— Перед тем как он… умер… здесь были люди. Я знал, кто они такие.
— А точнее?
Слово застряло у него в глотке, но он все-таки сумел его вытолкнуть.
— Мафия, — сказал он хриплым голосом.
— Раймондо знал, что его преследуют?
— Не думаю.
— Ты ему не говорил?
Он посмотрел на меня как на чокнутого.
— Вы ведь тоже никогда не думали, что он погиб случайно? — Страх так явственно обозначился на его лице, что говорил сам за себя.
