Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник)
Мортхаус захлопнул папки, быстро вышел из кабинета и побежал вниз по лестнице с единственной мыслью в голове: Шерлок Холмс должен это увидеть!
Глава 19
Джон Уотсон стоял над трупом в анатомическом театре и оглядывал лица студентов, расположившихся на скамьях ступенчатой аудитории и напряженно ожидавших, когда он начнет. Это помещение являлось неотъемлемой частью медицинского факультета, однако, находясь сейчас в его центре, Уотсон невольно сравнивал себя с гладиатором. Он стоял на арене, зрители же все как один подались вперед, чтобы лучше видеть кровавое зрелище, которое вот-вот должно было развернуться внизу. Доктор понятия не имел, кто лежит перед ним на столе, но при виде тела, накрытого белой льняной простыней, в его мозгу зароилось множество разных мыслей. Ему было трудно предугадать свою реакцию, ведь ему много раз доводилось видеть убитых на войне, да и за время, проведенное с Холмсом, тоже. Правда, на этот раз придется не лечить, а вскрывать тело человека, лежащего на столе. Ему слишком часто приходилось видеть своих товарищей, которых от смерти отделяла лишь надежда. «Возможно, воспоминания о той поре еще слишком свежи в мне, чтобы можно было оставить их в прошлом», – подумал Уотсон.
Нетерпеливый ропот отвлек его от этих размышлений. Он огляделся, прежде чем медленно стянуть простыню и обнажить мертвенно-бледное тело и невозмутимое лицо, каких никогда не бывает у живых. Уотсон взглянул на раны, имевшиеся на торсе несчастного:
– Как видите, господа, этого человека несколько раз ударили небольшим клинком. Он потерял довольно много крови, что привело к обмороку, а в конечном итоге – к смерти.
Студенты внимательно наблюдали за лектором, ожидая дальнейших пояснений, но Уотсон был слишком погружен в собственные мысли.
– Мы должны спросить себя: как случилось, что он оказался на этом столе, перед нами, чтобы подвергнуться вскрытию и исследованию? – продолжал он. – Да, мы должны быть благодарны ему за те сведения, которые он сообщит нам теперь, когда его больше нет, – но, будь он жив, мы бы на него и не взглянули. – Уотсон обвел взглядом аудиторию: некоторые из его зрителей казались заинтригованными, другие лишь ждали, когда начнется вскрытие. – Сейчас этот человек, господа, – простая книга. По ней мы будем изучать анатомию, исследовать органы и строение тела, но если бы мы только могли, то узнали бы о его жизни и привычках…
Уотсон умолк, думая о тех, кто, в отличие от него, был способен добыть такую информацию. Он спрашивал себя, где сейчас его друг Холмс, чем он занят и как продвигается его расследование. Но об этом можно было только гадать, и Уотсон прекрасно понимал, что в данный момент он сам проводит расследование совсем другого рода, причем царящее в его душе смятение отнюдь не способствует работе. Он отошел от стола, опустил руки и повернулся к Патрику:
– Боюсь, мне нехорошо, доктор Уотсон. Буду признателен, если вы проведете занятие вместо меня. – Не дожидаясь, пока кузен остановит его вопросом или возражением, он отдал ему инструменты. – Господа, прошу меня простить.
Напоследок Уотсон адресовал Патрику вымученную улыбку и кивок, прошел мимо кузена к выходу из аудитории, выбрался из здания на улицу и быстро зашагал прочь, желая в этот миг оказаться как можно дальше от медицинского факультета, чтобы в голове у него немного прояснилось.
Шерлок Холмс вернулся с Хай-стрит обратно к дому Патрика, расплатился с кэбменом и вошел в дом, чтобы обнаружить, что, кроме него и прислуги, здесь никого больше нет. Воспользовавшись этой возможностью, чтобы поразмыслить над делом, он расположился в гостиной, вытащил свою трубку, набил ее табаком и закурил, затягиваясь теплым дымом и медленно выпуская его в воздух. Сперва расследование его забавляло: он был рад немного поупражняться, чтобы пребывание в Эдинбурге прошло не впустую. Но в течение недели стали открываться новые подробности и оказалось, что дело это куда запутанней, чем представлялось ему вначале. Кто он, тот человек со шрамом из «Корабля и якоря», и что за таинственную посылку ему передали? Кто такой его предполагаемый сообщник, за которым Холмс проследил до Старого города, и какова его роль во всем этом? На все эти вопросы сыщику еще предстояло найти ответы, и он не хотел уезжать из Эдинбурга в пятницу, не докопавшись до сути, хотя это расследование и не было самым интересным в его практике. Впрочем, так или иначе, не в его обычае было бросать дело, не раскрыв его. Холмс просидел в кресле совсем недолго, когда у входной двери затренькал колокольчик. Через несколько мгновений до него донесся знакомый голос констебля Мортхауса, осведомлявшийся у прислуги о местонахождении мистера Холмса.
– Я в гостиной, констебль Мортхаус! – крикнул ему Холмс, не вставая с места. – Прошу вас, проходите и поведайте, что там у вас стряслось.
На пороге гостиной показался раскрасневшийся, тяжело дышавший Мортхаус:
– Мистер Холмс, извините, сэр, у меня появились сведения, которые, как мне представляется, могут дать нам ключ к расследованию.
Холмс улыбнулся этому «нам», однако был вынужден признать, что помощник никогда не помешает, и, коль скоро верный биограф на этот раз его покинул, приходится приспосабливаться к обстоятельствам.
– Я вижу, вы очень торопились. Судя по всему, добытая вами информация поможет нам продвинуться?
Мортхаус кивнул:
– Именно так.
Он сел в кресло напротив Холмса, разложил принесенные с собой папки на маленьком столике, стоявшем между ними, и показал собеседнику важные записи:
– Как видите, мистер Холмс, в каждом из этих случаев мой отец указывает на мистера Тернера.
Сыщик своими подвижными пальцами быстро пролистал подшивки документов.
– Становится совершенно ясно, констебль Мортхаус, – заметил он, – что мы имеем дело с одним из самых отвратительных преступлений, а именно – вымогательством. Эти бумаги наводят нас на подозрение, что мистер Тернер использовал свои банковские связи, чтобы вымогать деньги у жертв. Я намеренно употребил слово «жертвы», поскольку, судя по всему, этих людей постигла печальная участь и все они были убиты, прежде чем смогли свидетельствовать в суде.
Он снова прочитал одно из дел, пропуская всю информацию через свой мощный аналитический ум: одно из упомянутых здесь имен показалось ему смутно знакомым, но он так и не смог припомнить, кому оно принадлежало.
– Пока я обнаружил в кабинете отца только эти документы, – сообщил Мортхаус, – но, возможно, потом там найдется что-нибудь еще.
Холмс в задумчивости встал с места, и вдруг, когда он случайно заметил, куда направлен взгляд Мортхауса, на него снизошло озарение: он вспомнил, где видел имя, показавшееся ему знакомым. Быстро повернувшись на каблуках, он опустился на колени возле кресла и стал лихорадочно рыться в кипе газет, предназначенных для растопки. Затем встал с газетой в руке, раскрыл ее на пятой странице и, громко шелестя листами, сунул Мортхаусу:
