Эллери Куин - Трагедия Икс. Смерть Дон Жуана. Е=убийство
— Дали, мистер Бруно?
Прокурор закусил губу.
— По крайней мере, это разумное объяснение. Моя теория состоит в том, что де Витт встретил Вуда на пароме и заговорил с ним, — это объясняет их присутствие на четырех рейсах и часовой интервал между посадкой на паром Вуда и де Витта и убийством Вуда. Во время разговора де Витт либо предложил Вуду сигару, либо Вуд сам попросил ее у него…
— Одну минуту, мистер Бруно, — вежливо прервал Лейн. Значит, вы предполагаете, что де Витт предложил Вуду сигару — или Вуд попросил ее, — а потом убил Вуда и напрочь забыл, что на теле осталась улика, указывающая непосредственно на него?
Бруно коротко усмехнулся:
— Убийцы часто совершают самые нелепые ошибки, мистер Лейн. Очевидно, де Витт от волнения забыл о сигаре.
Лейн махнул рукой.
— Перейдем к мотиву, — продолжал Бруно. — Разумеется, убийство Вуда связано с убийством Лонгстрита. У нас нет прямых доказательств, но мотив абсолютно ясен. Вуд написал в полицию, что знает убийцу Лонгстрита, но перед тем как назвать его, он был убит — очевидно, с целью помешать разоблачению. В этом мог быть заинтересован только один человек — убийца Лонгстрита. Следовательно, господа присяжные, — насмешливым тоном добавил прокурор, — если де Витт убил Вуда, то он также убил и Лонгстрита. Quod erat et cetera.[39]
— Он не верит ни одному вашему слову, Бруно, — фыркнул Тамм. — Вы зря тратите время.
— Инспектор Тамм, — с мягким укором промолвил Лейн, — пожалуйста, не извращайте мою позицию. Мистер Бруно указывает на то, что, по его мнению, приводит к неизбежному выводу. Я вполне с ним согласен. Убийца Чарлза Вуда, несомненно, убил и Харли Лонгстрита. Иное дело — логический процесс, с помощью которого мистер Бруно пришел к этому выводу.
— Вы имеете в виду, — начал Бруно, — что тоже считаете де Витта…
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Бруно.
Прокурор нахмурился, а Тамм опустился на стул, сердито глядя на знаменитый профиль Лейна.
— Мотив де Витта в отношении Лонгстрита абсолютно ясен, — заговорил Бруно после внушительной паузы. — Связь Лонгстрита с Ферн де Витт и его приставания к Жанне де Витт, а также, что самое главное, Лонгстрит, безусловно, долгое время шантажировал де Витта — не знаю, чем именно. К тому же де Витт более чем кто-либо другой знал о привычке Лонгстрита читать биржевые сводки в трамвае и для этой цели доставать очки, поэтому он мог спланировать с точностью до минуты, когда именно Лонгстрит уколет себя иглами в пробке. Что касается улики против де Витта, которую обнаружил Вуд, мы знаем, что де Витт между двумя преступлениями дважды пользовался трамваем Вуда.
— И какого же рода эта улика? — осведомился Лейн.
— Насчет этого мы не можем быть уверены, — нахмурился Бруно. — В обоих случаях де Витт был один. Но мне вряд ли придется объяснять, как Вуд узнал о виновности де Витта — сам факт того, что он об этом знал, достаточно веский аргумент… Но решающим доводом в пользу обвинения явится то, что де Витт был единственным, кто находился в трамвае во время убийства Лонгстрита и на пароме во время убийства Вуда!
— Что верно, то верно, — проворчал Тамм. — Думаю, у присяжных не возникнет особых сомнений.
— Толковый защитник тоже может выдвинуть убедительный аргумент, — мягко заметил Бруно.
— Вы имеете в виду отсутствие прямых доказательств того, что де Витт убил Лонгстрита? — быстро отозвался Бруно. — Что де Витта могли заманить на «Мохок» с помощью некой персоны, которую он не может назвать по личным причинам, что сигару подложили в карман Вуда, — иными словами, что де Витта оклеветали? — Прокурор улыбнулся. — Конечно, защита будет напирать на это, мистер Лейн, но, если она не предъявит во плоти того, кто звонил де Витту и назначил ему встречу, у нее ничего не выйдет. Не забывайте, что молчание де Витта — если он радикально не изменит свою позицию — будет говорить против него. Даже психология за нас.
— Все это ни к чему не приведет, — вмешался Тамм. — Вы выслушали нашу теорию, мистер Лейн. Теперь мы готовы выслушать вашу. — Он говорил агрессивным тоном человека, уверенного в своей правоте и бросающего вызов оппоненту.
Лейн улыбнулся и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, они ярко блестели.
— Мне кажется, джентльмены, — сказал он, поворачиваясь на стуле так, чтобы смотреть на обоих мужчин, — вы совершаете ту же ошибку по отношению к преступлению, что совершают многие режиссеры в связи с драмой и ее интерпретацией.
Тамм фыркнул. Бруно откинулся на спинку стула, сдвинув брови.
— Ошибка главным образом заключается в том, — продолжал Лейн, сжимая руками трость, — что вы подходите к проблеме таким же способом, как и друзья моего детства, пытающиеся проникнуть в цирковой шатер через прореху сзади… Если это непонятно, я могу провести прямую аналогию с драмой.
Периодически нам, театральным актерам, тот или иной режиссер напоминает о бессмертии Шекспира, заявляя, что собирается снова поставить «Гамлета». И что же он делает в первую очередь? Советуется с юристами и составляет впечатляющие документы, рекламирующие участие в изуродованном им шедевре знаменитого мистера Бэрримора[40] или великого мистера Хэмпдена.[41] В результате публика идет смотреть героические усилия мистера Бэрримора или мистера Хэмпдена, не обращая никакого внимания на саму пьесу.
Даже попытка мистера Геддеса[42] исправить ситуацию, пригласив на главную роль многообещающего молодого актера мистера Мэсси,[43] была неудачной, так как она повредила пьесе иным образом. Выбор Мэсси, актера, никогда не игравшего Гамлета, было вдохновенным решением со стороны мистера Геддеса, в какой-то степени соответствующим намерениям драматурга — показать Гамлета, интересного самого по себе, а не благодаря репутации исполнителя. Но дело испортили сокращение монологов и режиссура, превратившие Гамлета из философа в атлета…
То же самое происходит в кинематографе. Разве когда мистер Джордж Арлисс[44] играет исторических персонажей, публика валит валом в кинотеатры, чтобы посмотреть на ожившего на экране Дизраэли[45] или Александера Гамильтона?[46] Вовсе нет. Она хочет увидеть восхитительную интерпретацию Джорджем Арлиссом очередной роли.
Понимаете, — продолжал Друри Лейн, — малейшее смещение акцентов искажает всю картину. Ваш современный подход к преступлению так же глубоко ошибочен, как современная система привлечения в фильм мистера Арлисса, а на сцену мистера Бэрримора. Режиссер приспосабливает «Гамлета» к мистеру Бэрримору, вместо того чтобы приспосабливать мистера Бэрримора к бессмертному творению Шекспира. Вы, инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно, совершаете аналогичную ошибку, приспосабливая преступление к Джону де Витту, вместо того чтобы приспособить его к обстоятельствам преступления. Результат этого чересчур эластичного метода — оборванные нити и необъясненные факты. К проблеме всегда нужно подходить, отталкиваясь от неизменных фактов самого преступления, а если гипотезы приводят к противоречиям или оборванным нитям, то они неверны. Вы следите за ходом моих мыслей, джентльмены?
