Дороти Ли Сэйерс - Престолы, Господства
— Итак, проблема номер один: кого она ждала, приходил он или нет, а если нет, то почему? Бедняга муж, случайно, не знает?
— Он сейчас не в том состоянии, чтобы его расспрашивать. Именно он обнаружил тело сегодня рано утром. Мы сможем допросить его, когда он придёт в себя. Мне бы хотелось услышать именно твоё мнение.
— Почему моё?
— Потому что я хотел бы знать, похоже ли это на любовное свидание человеку твоего круга или эта мысль могла возникнуть только в моём извращённом уме полицейского.
— Ну, стол накрыли на двоих. Поэтому, если она не ждала мужа… Как далеко ты продвинулся, Чарльз?
— Вообще-то не очень. Мои люди ходят по домам, проверяя, видел или слышал ли кто-нибудь что-нибудь. Харвелл говорит, что миссис Харвелл проводила несколько дней за городом, чтобы дать отдых нервам или что-то в этом роде, и он волновался, что она здесь одна, и первым делом сегодня утром сорвался сюда. Он обнаружил жену мёртвой на кровати. Он, кажется, пришёл в жуткое состояние, а в бунгало нет телефона, но вскоре он взял себя в руки и доехал до отделения полиции, чтобы поднять тревогу.
— Заперев за собой двери, полагаю? Он сказал, почему так волновался, чтобы приехать? По-видимому, он понимал, когда она уезжала, что она будет здесь одна.
— Этим утром он увидел репортаж в «Таймс» о преступлении, совершённом довольно близко от этого места, в Санбери.
— В самом деле? Полагаю, ты это проверил?
— Там всё подтверждается. Мерзкое дело: мужчина ворвался в дом и напал на пожилую женщину, живущую одиноко. Забрал немного денег и какие-то драгоценности.
— Но пока мистер Харвелл не опомнился, ты не можешь спросить, пропали ли какие-либо драгоценности здесь.
— Нет. Не думаю, что здесь есть связь. Но всё равно, это могло быть причиной, по которой Харвелл приехал сюда.
— Конечно могло. А другие проблемы?
— Какие именно другие проблемы? — осторожно спросил Чарльз.
— Ну, начнём с разбитой стеклянной секции во французском окне, которая, тем не менее, не позволила войти в дом. Кто бы ни разбил её, он смог бы лишь дотянуться до ручки окна, но, очевидно, открыть его не смог бы.
— Ну, он же не мог знать, что у двери имеется замок и ключ, а не только ручка, пока не разбил стекло, вот он и попытался. Не каждое действие преступника успешно.
— Конечно. Но как в таком случае преступник вошёл?
— Возможно, его впустила сама миссис Харвелл.
— После того, как он разбил окно или до? Затем имеется ещё дверь спальни. Почему она заперта?
— Ну, когда женщина в доме одна, она вполне может запереть дверь спальни, когда ложится спать.
— Может. Но она не легла спать — возможно, только собиралась. Она была полностью одета, даже обувь всё ещё на ней и этот смешной воротничок.
— Итак, полагаю, убийца проник в дом пока что неизвестным нам способом, когда она только что заперла дверь.
— Что даёт нам очень тесные временные рамки, если бы мы смогли установить, когда она ложилась спать.
— Патологоанатом сообщит нам более точное время смерти, как только сможет. Его приблизительная оценка — вскоре после полуночи.
— А причина смерти?
— Асфиксия. Удушение — вокруг полно этих подушек.
— Не думаю, Чарльз. Боюсь, что-то более жестокое. Этот прикус и потемнение лица… — простое удушение оставляет меньше следов. И на подушке около головы имеется вмятина.
— Из-за давления вниз при удушении?
— Около головы. Не под ней. Так или иначе, возникает вопрос…
— Если это удушение, то где та подушка, которая была сверху?
— Точно. Ну, Бантер всё для нас сфотографирует. И будут отметки на теле, когда убитую разденут.
— Да. Ну…
— Чарльз, дружище, почему ты не переходишь прямо к тому, что у тебя на уме, а продолжаешь пялиться на меня, как испуганная лошадь?
— Я задавался вопросом, сможешь ли ты присутствовать при разговоре с Харвеллом?
— А зачем тебе моё присутствие? — спросил Уимзи. — Ужасно нелогично, не так ли? Ты считаешь, что мои развязные манеры убаюкает подозреваемого и заставят сделать полное признание?
— На данный момент он не подозреваемый.
— Муж — всегда подозреваемый, если убита жена, — беззаботно сказал Уимзи, — хотя из того, что я знаю об этом парне, в данном случае это очень маловероятно.
— Этим утром он был абсолютно обезумевшим, — сказал Чарльз. — Присутствие друга могло бы помочь.
— Удивительное открытие! — сказал Питер. — В хэмптонском пабе обнаружен чувствительный полицейский… Что такое, Бантер?
Появился Бантер и встал около скамьи.
— Прошу прощения, милорд, но я не смогу проявить пластины немедленно, как вы просили, потому что раковина в посудомоечной в «Розовом коттедже» забита. Я получил разрешение воспользоваться раковиной в буфетной в ближайшем бунгало, милорд, владельцы которого отсутствуют и не ожидаются сегодня, а домоправительница — разумная женщина по имени миссис Чантер. Если я вам понадоблюсь в течение следующего часа, милорд, я буду в «Монрепо».
— Прекрасно. Очень оперативно, Бантер. И пока пользуешься чистой раковиной в «Монрепо», ты сможешь почерпнуть что-нибудь из того, что достойная миссис Чантер видела, слышала или знает о соседях.
— Эта мысль пришла и мне в голову, милорд.
— Бантер, тебе удалось поесть?
— Благодарю вас, милорд. Миссис Чантер упоминала о только что сделанной запеканке из мяса с картофелем и яблочной шарлотке.
— Превосходно. Беги скорей туда. Мы со старшим инспектором собираемся побеседовать с мистером Харвеллом.
— Разумеется, милорд, — сказал Бантер серьёзно.
— Старший инспектор сообщил, — продолжал Уимзи, — что присутствие знакомого могло бы успокоить и привести этого человека в чувство, но я не могу отделаться от мысли, что в действительности он думает вот что: у Харвелла есть друзья в высоких сферах, и поэтому разумно заручиться свидетелем, что с ним обращались исключительно мягко и все законы были соблюдены. Боже мой, Чарльз, да не красней ты так! Бантер подумает, что я тебя уличил в каком-нибудь грешке.
Харвелл находился в комнате местного отеля, снаружи стоял полицейский. Когда вошёл старший инспектор с Уимзи, держащимся немного позади, Харвелл сидел на краю кровати, руки сжаты между коленями, и смотрел в окно. Там виднелись холодные, голые деревья и коричневая вода, разлившаяся из реки на поля, вода была неподвижна, лишь по поверхности тихо скользила пара лебедей.
Харвелл вскочил и повернулся к двери с выражением безумного отчаяния и вместе с тем внутреннего напряжения, как будто он всё-таки надеялся, что может услышать добрые вести. Затем осталось только страдание.
