Лео Брюс - Дело для трёх детективов
Мой дорогой (было написано в нём),
Прошу простить за вчерашнее. Я должна поговорить с Вами этим вечером в обычное время. Не следует на меня сердиться. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы вы были счастливы. Вы знаете, что я Вас люблю. Не позволяйте ничему помешать вам в этот вечер.
M.T.
— Конечно же, в chambre[43] Столла? — заметил месье Пико.
— Да, сэр.
Я просто заразился этими цепочками фактов и выводов. «Но, — сказал я, — если Мэри Терстон уже договорилась с Феллоусом с помощью всех этих дел с ловушкой для крыс, почему она послала это письмо?»
Ответ лорда Саймона был добродушным, но сокрушительным: «Во-первых, откуда вы знаете, что это письмо было отправлено Феллоусу? Во-вторых, что заставляет вас думать, что оно было послано вчера вечером?»
Я вновь взглянул на этот неряшливый листок. «Да. Скорее всего, он более старый».
Баттерфилд кашлянул. «Я применил обычные тесты, милорд, — сказал он, — и обнаружил, что чернилам по меньшей мере месяц».
Он ещё говорил, когда заметил, что лорд Саймон позволил пеплу от сигары упасть на жакет. Без колебаний Баттерфилд извлёк из своего кармана большую платяную щётку и смахнул пепел на пол.
— Это, en tout cas,[44] — сказал месье Пико, рассматривая бумагу на просвет, — было средством шантажа.
— Похоже на то, — зевнул лорд Саймон. — Ладно, я собираюсь немного поспать. Вероятно, завтра придётся проделать большой путь.
— Правда? Зачем? — спросил я радостно, внося свой вклад в сегодняшний допрос.
— Чтобы взглянуть, что представляет собой этот Сидни Сьюелл, — ответил он.
— Вы считаете, что для этого нужно ехать далеко? — поинтересовался я, поскольку у меня уже были свои собственные идеи относительно этого субъекта.
— Весьма вероятно. Ну ладно, спокойной ночи всем. — Он вышел, сопровождаемый на почтительном расстоянии Баттерфилдом.
— И мне также, вероятно, придётся некоторое время отсутствовать, — заметил месье Пико.
Мне это начало нравиться: «Вы тоже? И куда же направитесь вы, месье Пико?»
— Я, mon ami? Кто знает? Возможно, в Мортон Скоун, чтобы посмотреть, действительно ли этот флаг всё ещё, как вы это называете, наполовину приспущен.
Он довольно улыбнулся своей фразе. Из холла я услышал, как лорд Саймон предложил подвести его до деревни, на что тот согласился.
— Вы не думали, — пробормотал отец Смит, — как это странно, что мистер Райдер вообразил себя именно королевой Викторией? Я скорее бы предположил, что это была Елизавета. Поскольку, когда мужчина считает себя королевой, можно скорее ожидать, что он выберет королеву, которая вела себя как мужчина.
Я проигнорировал эту очевидную неуместность и повернулся к Уильямсу.
— Как вы думаете? — спросил я устало. — Мы движемся вперёд?
— Уж я-то точно нет. И иногда задаюсь вопросом, движется ли кто-нибудь вообще. Если бы мы только знали хоть один факт наверняка! Если бы был один свидетель, на слово которого мы могли бы абсолютно положиться. Но что происходит? Слуги оказывается тюремными пташками, Стрикленд по уши в долгах, у Райдера было не в порядке с головой, да и сейчас не очень, Столл — вымогатель, а что касается Норриса — наш приятель является писателем-невротиком, и я не доверял бы ему ни на грамм. И о чём тут думать?
— Мы можем положиться лишь на то, что видели собственными глазами.
— То есть, Мэри Терстон лежала убитой в запертой комнате, из которой никто не мог убежать через окно, потому что для этого не было времени, или никаким другим путём, потому что не было никакого другого пути.
— Тем не менее, время и место — это инструменты убийцы, — сказал отец Смит, — конечно, если он — умный убийца.
Я вновь проигнорировал его. «У нас нет никаких фактов, от которых можно оттолкнуться. Если бы мы только знали, кто вынул электрическую лампочку, мы бы двинулись вперёд».
— Вы так думаете? — прощебетал отец Смит. — Если было совершено преступление по отношению к свету, отсюда не следует, что оно обязательно прольёт свет на преступление.
— Да уж! — воскликнул я, поскольку всё это уже начало меня раздражать. Я заметил, что сержант Биф возится со своим большим блокнотом. Он нейтрально кашлянул. «Теперь, когда эти джентльмены-любители наконец ушли, — сказал он, — мне бы хотелось задать один-два вопроса».
Уильямс любезно улыбнулся: «В самом деле, Биф? И кого вам хотелось бы спросить?»
— Вас, сэр. И этого джентльмена, — он указал на меня.
— Тогда вперёд, — скомандовал Уильямс, — только помните, что уже почти полночь.
— Ну, сэр, это не я заставил вас сидеть до этого часа, рассуждая о приспущенных флагах, пасынках и Бог знает о чём ещё, что не имеет никакого отношения к убийству. Мне пришлось ждать, чтобы задать свои вопросы. Прежде всего, — он облизнул карандаш, — прежде всего, как я понимаю, вчера вечером перед ужином вы говорили о загадочных убийствах. Вы, случайно, не помните, кто именно начал этот разговор?
— Боюсь, что нет. А вы, Таунсенд?
Хотя я и считал это пустой тратой времени, но приложил все усилия, чтобы вспомнить, однако тщетно. «Нет. Не могу. А в чём дело? Это действительно важно?»
— Очень важно, — торжественно произнёс Биф, — действительно очень важно.
— Совершенно не могу понять, каким боком, — настаивал я, поскольку у меня была мысль, что Биф задавал вопросы только потому, что так делали другие, и желал укрепить свои позиции в наших глазах.
— Тем не менее, это так. А теперь, другая вещь. Сколько времени, по-вашему, продолжалось это щебетанье?
— Слушайте, Биф. Что за «щебетанье»? — спросил Уильямс.
— Ну, между миссис Терстон и Феллоусом, конечно.
Уильямс встал. «Послушайте, Биф. Лучшее, что мы можем сделать, — это забыть об этом. Мы не хотим, чтобы это обсуждалось в каждом пабе в деревне. Скорее всего, ничего и не было. Миссис Терстон была очень мягкосердечной и иногда легкомысленной леди. Но тут не было ничего, чтобы дать пищу местным сплетникам».
— Я не имею привычки, — сказал Биф с неуклюжим достоинством, — обсуждать подобные дела в деревне. Просто оказалось так, что для моего расследования я должен это знать.
— Боюсь, ничем не могу вам помочь, — отрезал Уильямс. — Я уже сказал, что ничего там не было.
— Да нет же, было, — сказал Биф с несколько большей горячностью. — Как насчёт этого письма? Это не было всего лишь добросердечием.
— Это письмо? Да это может быть всё, что угодно. Возможно написано годы назад. Возможно мужу.
— Ну, так или иначе, Столл смог с его помощью на неё поднажать. Значит было нечто большее, чем просто невинная переписка.
