Эрл Гарднер - Дело о ледяных руках
– Ты хочешь сказать, что он, в отличие от тебя, не докапывается до правды?
– Помните, я вам говорил о типе адвоката, который предварительно узнает все доказательства, факты, улики от обвинителя, затем просит прервать заседание, чтобы инструктировать своего клиента о том, как в этом свете должен выглядеть его рассказ и как использовать каждое слабое место в обвинении? Я как раз и имел в виду именно Джарвиса Гилмора. Когда он проделает все, о чем я только что вам рассказал, то начинает изо всех сил тянуть время. Так что, если существует хоть малейший шанс, он добивается переноса вечернего заседания еще до того, как его клиента вызовут давать показания. К этому времени клиент им уже достаточно натренирован, подвергнут в качестве репетиции нескольким перекрестным допросам и может рассказать сказочно убедительную историю – честную и откровенную – и, естественно, готов выдержать любой настоящий перекрестный допрос.
– Итак, Родни Бенкса консультирует Гилмор. Так, Перри?
– Так. Значит, Гилмор уже несколько раз посмотрел наше дело сегодня после полудня, и я скажу тебе, Пол, что надо сейчас сделать. Мы должны в пух и прах разбить эту схему. Пойди в телефонную будку, из которой звонок не будет прослушиваться, и позвони Джарвису Гилмору.
– В столь поздний час?
– Черт, да при чем тут время?! Мой ночной номер телефона не внесен в телефонную книгу. У Гилмора, ты увидишь, все иначе. У него есть дневной номер и ночной. Скажу тебе больше: у него есть специальный служащий, отвечающий на телефонные звонки в любое время дня и ночи. Он всегда рад звонкам.
– Хорошо, что я должен говорить и как?
– Измени голос, скажи, что ты друг, что окружной прокурор собирается вызвать его клиента для дачи показаний и заставить отвечать на вопросы, гарантируя ему полную неприкосновенность.
– И что потом? – спросил Дрейк.
– Повесишь трубку и быстро покинешь будку. И забудь, что когда-либо звонил ему. Может быть, нашему другу, окружному прокурору, будет над чем поразмыслить.
– Ты хочешь сказать, что этот Джарвис Гилмор уж так хорош?
– Я хочу сказать, что он скорее настолько плох… – ответил Мейсон, но не договорил. – Ну ладно! Давай за дело, Пол!
Глава 16
Судья Майлз опустился на свое место, и заместитель судебного исполнителя произнес:
– Прошу всех сесть!
Майлз огляделся.
– Обвиняемая на месте, все присяжные присутствуют… Джентльмены! Вы готовы продолжить нашу работу?
– Да, ваша честь, – ответил Гамильтон Бергер.
– Да, ваша честь, мы вполне готовы, – ответил Мейсон.
Поднялся Норрис:
– Вызывается Ларсен Л. Холстэд для дачи показаний.
Имя Холстэда, произносимое на разные лады, прошелестело в воздухе, и через несколько мгновений он сам появился в дверях зала заседаний. Подошел к месту свидетеля, где даются показания, и был приведен к присяге.
– Скажите, вы работали несколько месяцев у мистера Фремона, незадолго до его смерти?
– Да, работал.
– Вы знакомы с Родни Бенксом, братом обвиняемой?
– Да, знаком.
– Где вы с ним познакомились?
– Он тоже был служащим у Фремона.
– Каковы были ваши обязанности?
– Ну… – медленно протянул Холстэд, глядя на присяжных поверх очков, – я был своего рода бухгалтером и одновременно управляющим конторой, занимался налогами, в общем, делал все, что необходимо.
– А чем занимался Родни Бенкс?
– Он помогал реализовывать коллекции, был продавцом… Вообще он на все руки мастер, мог все. Фремон занимался необычным бизнесом, и его сотрудники не подходили под обычную мерку простых служащих. Так же, как и сам его бизнес было трудно охарактеризовать одним словом.
– Понятно, – кивнул Норрис. – Скажите, какая часть этого бизнеса осуществлялась на наличные деньги?
Холстэд начал нервно облизывать губы.
– Гораздо большая, чем я ранее предполагал, – ответил он как бы через силу.
– Ответ весьма неопределенный, – недовольно промолвил Норрис, поворачиваясь к присяжным и стараясь, чтобы они прочувствовали скрытый смысл его слов. – Тогда я спрошу вас иначе. Убитый держал большие суммы наличности в своем офисе?
– Да, порой очень крупные суммы.
– Вы о них знали?
– Об одних – знал, о других узнал лишь недавно.
– Его бухгалтерские книги велись правильно? В них были отражены поступления этих сумм денег?
– Нет, сэр. И эти суммы всегда были разными. Как правило, они поступали наличными и не регистрировались. Чаще всего никто, кроме самого Фремона, не знал, что они находятся в офисе.
– И где он их держал?
– Для этого у него было два места. Одно – это обычный сейф, а другое – секретный сейф – квадрат под ковром, под одним из цементных блоков, который можно было поднять.
– Я покажу вам фотографию пола в офисе Фремона. Вы смогли бы по ней определить, какая именно из секций пола та, о которой вы упомянули?
Холстэд внимательно посмотрел снимок и показал:
– Вот эта.
– А теперь я покажу вам фотографию снятого с места цементного квадрата, и вы скажете, тот это или не тот квадрат, который вы описали.
Холстэд снова взглянул изучающе на фотографию:
– Да, это он.
– И что находилось под этим квадратом?
– Металлический ящик, вмонтированный в цемент и потому неподвижный.
– И что содержалось в этом ящике, когда вы в последний раз в него заглядывали?
– Ничего. Он был пуст.
– Я имею в виду предпоследний раз… когда вы его видели?
– Там было восемнадцать тысяч шестьсот девяносто долларов.
– Вы их считали?
– Да, я их пересчитал.
– Зачем?
– Я составлял налоговые декларации и не собирался принимать участие в составлении фальшивых ведомостей. Как только я обнаружил в подполе такую сумму наличными, я решил спросить мистера Фремона о них и услышать, что он мне ответит, как объяснит их появление, а потом хотел узнать у него, зафиксирована ли эта сумма в его бухгалтерских книгах.
– И вы это сделали?
– Нет, сэр.
– Почему же?
– Мистер Фремон был убит прежде, чем у меня появилась возможность его об этом спросить.
– Теперь назовите число, когда вы видели и пересчитывали эти деньги. Когда нашли эту сумму – восемнадцать тысяч долларов.
– Это было в пятницу, незадолго до полудня.
– Вы внесли эту сумму в какие-то документы?.. Сверх общей суммы, хранящейся в офисе?
– Да, я хотел попытаться проверить оборот капитала по некоторым счетам, исходя из стоимости банкнотов. Большинство из них были достоинством в десять и двадцать долларов, очень немного пятидолларовых, и совсем редко попадались купюры пятидесятидолларовые. Было несколько стодолларовых, поэтому я и записал их номера: их оказалось всего четыре.
