Жорж Сименон - Тётя Жанна
– Нет.
– Мы поедем в Париж?
– В Париж или Пуатье. Сегодня утром нотариус принес плохие новости. Вы разорены.
– А!
Это слово еще не означало для них что-то ощутимое.
– Все будет продано, кроме ваших личных вещей.
– Машина тоже?
– Машина тоже.
– Как мы будем переезжать?
– На поезде.
Они слушали ее с относительным интересом, когда она говорила им о наложении ареста на имущество, и, когда она уточнила, что у них больше нет денег, Анри сразу же заявил:
– Я пойду работать.
– Твоя мать рассчитывает на тебя. На Мад тоже.
– Я попытаюсь устроиться репортером. Можно собирать вещи?
Именно это их увлекало. Перерезать нить. Уехать. Они без всяких угрызений совести разорили бы этот дом в своем нетерпении тут же начать новую жизнь и ничего не оставить в старой.
– Мад, ты мне поможешь спустить сундуки?
– Спускайте их, если хотите, но оставьте в них место и для вещей вашей матери.
Возвратившаяся Луиза застала их за работой, и они, словно Луиза не знала этого, весело бросили ей:
– Мы уезжаем!
Анри стал настаивать:
– Едем в Париж, мама. Я хочу стать репортером, а в Париже у меня есть шанс попасть в газету.
– Мы едем в Пуатье.
– Почему?
– Потому что именно в Пуатье у нас будет жилье.
Она поднялась наверх, чтобы поставить в известность Жанну; Луиза тоже, казалось, порвала все связи с домом, по которому она уже разгуливала, как по чужому.
– В конце концов, видишь ли, мне повезло в том, что моя кузина Марта в глубине души восторгается тем, что произошло. Она никогда не любила Мартино. Это какаято старая распря между ним и ей, и она ощущает себя в некоторой степени победителем. «Я всегда это говорила твоему отцу! повторяла она. – Я знала, что все кончится таким образом». Благодаря этому я добилась даже большего, чем могла надеяться. Особенно тогда, когда я рассказала ей о второй семье Робера.
– Ты ей это рассказала?
Жанна понимала, что тут был свой расчет, своя дипломатия – именно для того, чтобы доставить дополнительное удовольствие старой даме и привести ее в наиболее благоприятное состояние духа.
– Она предложила мне квартиру, которая как раз свободна, в одном из принадлежащих ей в Пуатье домов. Она владеет почти целой улицей. Это в рабочем квартале, около железнодорожного пути, но это лучше, чем ничего, а больше всего я боюсь остаться на улице.
– Ты должна будешь платить за квартиру?
– Лишь тогда, очевидно, когда я буду в состоянии это сделать.
– Она дала тебе денег?
– Немного.
Она не стала уточнять сколько, предпочтя оставить Жанну в неведении, и это значило, что она раздобыла больше, чем те несколько тысяч франков, на которые рассчитывала сегодня утром. Теперь это были ее собственные деньги, и она начинала их охранять.
– Дети, похоже, воспринимают все это почти весело.
– Они воображают, что это будет увеселительная прогулка, что-то вроде пикника. Анри жалеет только о машине.
– Ты приняла решение?
– Сначала нужно поговорить с доктором Бернаром.
– Когда он придет?
– Завтра утром.
– Я заявила кузине, что мы уедем завтра до полудня, чтобы не находиться здесь, когда придут ставить печати и пока новость не стала достоянием всего города. Пойду собирать вещи. Тебе ничего не нужно? Они трудились допоздна, и с улицы, вероятно, странно было видеть свет во всех окнах. Дезире уходила из дома на час по одному адресу, где требовалась кухарка; Дезире уже начала читать объявления.
– На новом месте я приступаю к работе послезавтра. Думаю, там не будет очень уж тяжело, хотя хозяйка почти глухая. Ты едешь с ними?
– Я не знаю, Дезире. Сейчас-то все горят энтузиазмом. Через два дня, когда придется чистить новое жилье, готовить еду, мыть посуду, они начнут смотреть друг на друга с презрением и ссориться. Я что-то не видела Алису и ее малыша.
– Мадам Серая Мышка тоже их искала. Алиса позвонила своему отцу. Он, должно быть, взял такси или нашел друга с машиной, потому что я слышала шум мотора. Он наверх не поднимался, ни с кем не говорил, и ждал у ворот, пока его дочка сама таскала свои вещи. Не думаю, чтобы она сказала кому-нибудь «до свидания». Одной меньше! Что тебе принести поесть? Закончив мыть посуду, Дезире снова пришла посидеть у изголовья Жанны, прежде чем улечься спать.
– Ноги очень болят?
– Когда они вытянуты и в тепле – нет. Я только чувствую их излишнюю тяжесть.
– Видать, раз у тебя нет сбережений или пенсии, тебе ничего не остается, кроме как ехать с ними. Но мне жаль тебя! Ты будешь хуже, чем служанка. Едва они оправятся, они повесят на тебя всю работу по дому, а если тебе случится опять заболеть, то заботиться о тебе никто не будет. Не говоря уж о том – насколько я смогла их понять, – что у них не задержится начать попрекать тебя каждым съеденным куском хлеба. Впрочем, так бывает всегда. Моя свекровь" прятавшая банкноты чуть ли не повсюду, знала, что делает: она не хотела зависеть ни от кого, и я не знаю, что бы с ней стало, не имей она приличную кубышку, поскольку ее муж все проел до своей смерти. Теперь она чувствовала себя с Жанной на равных и пользовалась этим. Они даже поменялись ролями, потому что более или менее обеспеченное будущее было у Дезире.
– Ты заплатила в отеле по счету?
– Нет еще; признаюсь, забыла об этом.
– Думаю, что на твоем месте я попробовала бы в конце концов попасть в какое-нибудь заведение. Есть ведь и такие, в которых очень неплохо. Дезире предпочла не произносить слова «приют».
– Там, по крайней мере, никому ничего не должна. Я не представляю тебя, работающей на других.
– Я подумаю об этом, Дезире.
– У тебя, должно быть, была необыкновенная жизнь, тебе довелось повидать виды.
– Да.
– Это правда, что Лоэ не был на тебе женат?
– Кто тебе это сказал?
– Я слышала, как об этом говорили дети, и была очень удивлена. Они, вероятно, узнали это от матери.
– А та узнала от нотариуса Бижуа! – закончила Жанна. – Новости распространяются быстро. Это правда.
– Почему? Он не любил тебя? Я думала, вы жили вместе до самой его смерти.
– Мы жили вместе. Только он был уже женат.
– Он бросил свою жену? Почему?
– Он утверждал, что его женитьба была ошибкой. Он не придавал особого значения супружеству. Я тоже. Я убежала отсюда не для того, чтобы выйти замуж.
– Но, убегая, ты знала, что будешь жить с ним?
– Я убежала бы в любом случае.
– И чем ты занималась?
– Не имеет значения чем. Я хотела быть свободной женщиной. Я была гордой.
– Ты такая и сейчас, разве не так?
– Думаешь? Возможно. Гордая или смиренная. Может быть, это сводится к одному и тому же? Я встретила Лоэ, когда он проводил отпуск у своей тетки.
