Эллери Куин - Последний удар
Мистер Фримен говорил как-то неуверенно, словно надеялся, но не был вполне уверен, что молодой человек просто его разыгрывает. Но издатель также воспринял этот тон как, по меньшей мере, неприятный.
Наступила пауза, как будто мистер Фримен раздумывал, а Джон выжидал; потом мистер Гардинер услышал, как старший собеседник с нервным смешком сказал:
— А я-то уже на мгновение подумал, что вы это всерьез, Джон.
— И были абсолютно правы.
Возникла еще одна пауза, за время которой Гардинер попытался забыть и сами слова, и тон, которым они были произнесены. Но не смог.
Голос Фримена произнес:
— Я… даже не знаю, что сказать, Джон. Если это серьезное предложение для «Дома Фримена», то я тронут, действительно тронут, особенно теми чувствами, которыми ваше предложение вызвано. Только «Дом Фримена» не продается.
— Вы в этом абсолютно уверены?
— Конечно, уверен, — сказал уязвленный издатель. — К чему такие вопросы?
— Мистер Фримен, я хочу иметь издательство, и вы мне продадите его — или ваш контрольный пакет, что одно и то же. Грабить вас я не собираюсь. Я в состоянии заплатить столько, сколько это предприятие стоит, — и заплачу. Но вы должны понять, что у вас нет выбора. Выбирать буду я.
Мистер Гардинер чуть не вскочил на ноги.
Бедняга издатель беспомощно проговорил:
— Джон, либо вы меня разыгрываете, либо вы очень больны. Но если вы настроены доиграть эту сцену до конца, я буду столь же серьезен, как и вы, по вашим же словам. Я никакого отношения к первоначальной продаже не имею. Она явилась исключительно следствием трагической смерти вашего отца и, насколько я понимаю, ощущения Крейга, что в одиночку он не в состоянии был бы продолжить дело. С того времени фирма сменила нескольких владельцев. Я всего лишь ее владелец на данный момент. Когда я приобрел фирму, она была на грани банкротства. Я вложил в нее массу труда, Джон. Я сделал из нее, возможно, лучшее из небольших издательств Нью-Йорка. Теперь вы утверждаете, что хотите ее отобрать. Я мог бы спросить: «Почему? По какому праву?» — но не стану этого делать. Я только спрошу и жду от вас прямого ответа, без всяких околичностей — почему это выбирать будете вы? Каким именно образом вы намерены заставить меня продать дело?
Мистер Фримен говорил все более решительным голосом, и мистер Гардинер почувствовал искушение громогласно произнести «Браво!». Но он остался сидеть за столом, напрягая слух.
— Через вашего отца, — сказал Джон Себастиан.
— Через моего отца? — Даже в библиотеке мистер Гардинер почувствовал, насколько ошеломлен издатель. — Отца?
— Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие, — печально произнес ненавистный молодой голос. — Мне это нравится не больше вашего. Не вынуждайте меня, мистер Фримен.
Из гостиной донеслось какое-то шипение и звук удара кулаком по креслу.
— Какая… какая наглость! Слушайте, какое отношение к этому имеет мой отец? Чего ради вы впутываете в этот кошмар старого больного человека, которого даже не знаете?
— Ах, он же старенький? За семьдесят… Ладно, мистер Фримен, вы сами напросились. Когда я принял решение откупить издательство, я знал, что мне придется подыскать аргументы посильнее денег. Я, честно говоря, навел кой-какие справочки. Когда ничего не смог накопать на вас, я занялся вашим семейством. Ваш отец — иммигрант, так ведь?
— Да, — сказал Фримен. У мистера Гардинера сердце кровью обливалось от жалости к нему.
— Правоверный еврей из Германии, бежавший оттуда под вымышленным именем. У него имелись большие неприятности политического характера с правительством кайзеровской Германии.
— С кем вы говорили? — прошептал издатель. — С каким Иудой?
— Я полагаю, он боялся, что сюда его не пустят. В любом случае, он дал ложные сведения иммиграционной службе. После этого он боялся подать заявление на получение гражданства. Он ведь так и не стал американским гражданином. Он все еще подданный Германии, и если к тем ложным сведениям, которые он дал под присягой, привлечь внимание иммиграционных властей, его вполне могут — даже и в его возрасте — депортировать в Германию.
— Невозможно! — в ужасе сказал Фримен. — Они никогда так не поступят. Ему семьдесят четыре года. Это убьет его. Это будет смертный приговор. Говорю вам, они так никогда не поступят!
Джон Себастиан вежливо спросил:
— Так что, хотите рискнуть или все же продадите мне «Дом Фримена»?
Последовало долгое молчание. Потом мистер Гардинер услышал страшный голос издателя:
— Партнерство. Я даю вам партнерство, и пропади пропадом ваши деньги!
— Но мне не нужно партнерство, мистер Фримен. Мне нужно издательство моего отца. Так я его получу?
— Это невыносимо! Вы сумасшедший, параноик! Нет! Я не продам!
Джон изысканно-вежливым тоном произнес:
— Подумайте, мистер Фримен. У вас есть время. Вы ведь пробудете здесь, по меньшей мере, еще неделю.
— Еще неделю? — Фримен дико расхохотался. — Уж не думаете ли вы, что я смогу здесь еще хоть час пробыть? Я уезжаю, и немедленно!
— Боюсь, у лейтенанта Луриа найдется что сказать по этому поводу. Вы забыли, что здесь совершено убийство, и что вы не имеете права покидать пределы дома как, формально говоря, один из подозреваемых?
Мистер Гардинер услышал, как Джон не спеша вышел из гостиной.
Он мог представить себе беднягу издателя: сидит, смотрит вслед этому чудовищу, воспитаннику хозяина дома, бессильно сжимая тонкие руки, с печалью и смятением в душе. Мистер Гардинер готов был прослезиться.
Через некоторое время он услышал, как несчастный медленно вышел из гостиной.
Мистер Гардинер разыскал Расти в старом каретном сарае. Она сидела на пыльном облучке древних саней, прижавшись к Джону, и зачарованно слушала, как молодой негодяй читает стихи. Они находились спиной к нему, и несколько мгновений старый священник мог наблюдать их, оставаясь незамеченным. Стихи были о любви, несколько скуповатые и умозрительные, и по тому огромному самодовольству, с которым молодой человек читал их, мистер Гардинер заключил, что он сам и является сочинителем. Расти, которую священник мог видеть в профиль, раскрыв рот, упивалась стихами.
Мистер Гардинер внутренне собрался и кашлянул. Ему пришлось еще раз кашлянуть, прежде чем его заметили.
— Ой, мистер Гардинер, — воскликнула Расти, тряхнув короткой рыжей гривкой. — Вам надо послушать стихи Джона. Они просто прелесть!
— Привет, достопочтенный, — кратко сказал Джон.
— Я помешал. Извините. — Тем не менее мистер Гардинер не шелохнулся.
