Агата Кристи - Сердце огня - Роман
— Отличные, — сказал месье Папопулос.
— Сколько они могут стоить?
Лицо грека дернулось.
— Вам действительно нужно знать, месье Пуаро? — спросил он.
— Вы проницательны, месье Папопулос. Нет, не нужно. Во всяком случае, они не стоят пятисот тысяч долларов.
Папопулос рассмеялся, а с ним вместе и Пуаро.
— Как имитация, — казал Папопулос, возвращая камни Пуаро, — они, как я уже сказал, отличные. Извините за нескромный вопрос, месье Пуаро, откуда они у вас?
— Не вижу, почему бы не сказать об этом своему старому другу. Они принадлежали графу де ля Рош.
У месье Папопулоса поднялись брови.
— Понятно, — пробормотал он.
Пуаро поклонился и заговорил с самым невинным и беззаботным видом.
— Месье Папопулос, — сказал он, — я кладу карты на стол. Эти камни — то есть, конечно, настоящие — были украдены у мадам Кеттеринг в «Голубом поезде». Теперь скажу вам вот что: я не заинтересован в возвращении камней. Я работаю не на полицию, а на месье Ван Алдена. Я хочу поймать человека, который убил мадам Кеттеринг. Драгоценностями я интересуюсь только постольку, поскольку они позволят выйти на нужного человека. Вы понимаете?
Последние слова он произнес весьма многозначительно. Месье Папопулос невозмутимо сказал:
— Продолжайте.
— Мне кажется, месье Папопулос, что в Ницце камни сменят владельца — может быть, уже давно сменили.
— О! — сказал месье Папопулос, задумчиво потягивая кофе, он сейчас выглядел еще более почтенным, чем обычно.
— Вот я и подумал, — оживленно продолжил Пуаро, — какая удача! В Ницце находится мой старый друг месье Папопулос, Он поможет мне.
— И чем же, вы думаете, я могу помочь? — холодно осведомился месье Папопулос.
— Я подумал, что, несомненно, месье Папопулос приехал в Ниццу по делу.
— Вовсе нет, — возразил месье Папопулос, — я приехал сюда ради собственного здоровья — по совету врачей.
Он глухо кашлянул.
— Мне грустно слышать об этом, — сказал Пуаро с неискренним соболезнованием, — но я продолжу. Когда русская великая княгиня, австрийский архиепископ или итальянский князь хотят продать фамильные драгоценности — к кому они идут? К месье Папопулосу, не так ли? А он известен всему миру деликатностью, с которой ведет свои дела.
Торговец поклонился.
— Вы мне льстите.
— Деликатность — великая вещь, — заметил Пуаро и был вознагражден улыбкой, промелькнувшей на лице месье Папопулоса. — Я тоже умею быть деликатным.
Их глаза встретились.
Пуаро заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
— Я подумал так: если бы камни перешли из рук в руки в Ницце, месье Папопулос непременно узнал бы, он знает обо всех сделках, в которых фигурируют драгоценности.
— О! — сказал месье Папопулос.
— Полиция, как вы понимаете, — сказал месье Пуаро, — не знает о моем визите к вам.
— Конечно, ходят слухи, — осторожно сказал месье Папопулос.
— Какие же? — быстро спросил Пуаро.
— А разве есть причина, по которой я должен был бы их пересказывать?
— Да, — ответил Пуаро, — я думаю, есть. Может быть, вы помните, месье Папопулос, как семнадцать лет назад вам в руки попал один предмет, который отдал вам на сохранение… ну, скажем, один известный человек. Вдруг этот предмет загадочно исчез. Вы, если можно воспользоваться пословицей, попали в сложный переплет.
Пуаро перевел взгляд на даму: та отставила тарелку и чашку в сторону и, положив подбородок на руки и опершись локтями о стол, внимательно слушала. Все еще глядя на нее, он продолжил:
— Я тогда был в Париже. Вы послали за мной. Вы отдали себя в мои руки. Вы сказали, что если я верну вам этот предмет, вы будете мне бесконечно благодарны. Eh bien! Вот я и напомнил вам о прошлом.
Месье Папопулос тяжело вздохнул.
— Не хочется вспоминать неприятные моменты, — тихо сказал он, — никому не хочется.
— Семнадцать лет — большой срок, конечно, — задумчиво сказал Пуаро, — но мне кажется, месье Папопулос, я не ошибусь, если скажу, что люди вашей национальности ничего не забывают.
— Греки? — иронично улыбаясь, спросил месье Папопулос.
— Нет, я имел в виду не греков, — ответил Пуаро.
После небольшой паузы старик гордо сказал:
— Вы правы, месье Пуаро, я — еврей. И мы, как вы сказали, ничего не забываем.
— Значит, вы поможете мне?
— В отношении этих камней, месье, я ничем не могу помочь.
Старик, так же, как недавно Пуаро, тщательно выбирал слова.
— Я ничего не знаю. Я ни о чем не слышал. Но я мог бы дать вам хороший совет. Вы интересуетесь скачками?
— В определенных обстоятельствах, — ответил Пуаро, внимательно глядя на торговца.
— Так вот, в Лонгчеплсе будет скакать лошадь, на которую, я думаю, стоит обратить внимание. Я, конечно, ничего не могу сказать точно — слухи проходят через столько рук…
Он быстро глянул на Пуаро, как бы желая убедиться, что тот понимает его.
— Отлично, отлично, — кивнул Пуаро.
— Лошадь зовут, — месье Папопулос наклонился, соединив кончики пальцев, — Маркиз. Я думаю — но не уверен — что это английская лошадь — так, Зия?
— Мне тоже так кажется.
Пуаро быстро поднялся.
— Спасибо, месье, — сказал он. — До свидания и еще раз спасибо за хороший совет.
Он повернулся к девушке.
— Au revoir, мадемуазель Зия, Кажется, только вчера я видел вас в Париже, будто и двух лет не прошло.
— Шестнадцать лет и тридцать три — большая разница, — грустно сказала Зия.
— Но не для вас, — галантно возразил Пуаро. — Может быть, вы с отцом как-нибудь отобедаете со мной?
— С огромным удовольствием, — ответила Зия.
— Ну, мы об этом еще договоримся, — сказал Пуаро, — а теперь — je me sauve.
Идя по улице, Пуаро насвистывал, небрежно вертел тростью и несколько раз улыбнулся. Встретив по пути почтовое отделение, он вошел и отправил телеграмму. Так как телеграмма была шифрованной, процедура заняла некоторое время, и ему пришлось напрячь память. В телеграмме говорилось о пропавшей булавке для галстука, и она была адресована инспектору Джеппу, Скотланд Ярд. В расшифрованном виде она была коротка и гласила:
«Телеграфируйте все известное человеке кличкой Маркиз».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
НОВАЯ ВЕРСИЯ
Ровно в одиннадцать Пуаро явился в отель к Ван Алдену. Миллионер был один.
— Вы точны, месье Пуаро, — сказал он, с улыбкой поднимаясь навстречу детективу.
— Я всегда точен, — сказал Пуаро. — Пунктуальность — моя привычка. Без порядка и метода…
Он оборвал себя.