Артур Дойл - Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе
– Ну, что, подонок, вспомнил Люси Ферье? – воскликнул я, запирая дверь и вертя ключом у него перед носом. – Возмездие медленно, но неотвратимо приближалось, и наконец-то настигло тебя, – я видел, как трусливо затрясся его подбородок. Он, конечно, стал бы просить пощады, не знай он прекрасно о том, что это его не спасет.
– Ты что, убьешь меня? – пролепетал он.
– Никакого убийства не будет, – ответил я. – Разве уничтожить бешеную собаку – это убийство? А ты пожалел мою несчастную возлюбленную, оттащив ее от тела убитого отца и заперев в своем проклятом бесстыдном гареме?
– Я не убивал ее отца, – воскликнул он.
– Но ты разбил ее невинное сердце, – пронзительно закричал я, суя ему коробочку. – Пусть Господь сам решит, кому из нас остаться в живых. Возьми любую пилюлю и проглоти. В одной из них жизнь, а в другой – смерть. Я проглочу ту, что останется. Посмотрим, есть ли на земле справедливость или же нами правит случай.
Скорчившись от страха, он дико закричал и стал умолять отпустить его, но я приставил нож к его горлу, и, в конце концов, он подчинился. Затем я проглотил оставшуюся пилюлю. Какое-то время мы в тишине стояли друг против друга, ожидая, кто же из нас умрет. Забуду ли я когда-нибудь его лицо, когда, почувствовав первые приступы адской боли, он понял, что проглотил яд? Глядя на него, я рассмеялся и поднес к его глазам обручальное кольцо Люси. Все это длилось несколько секунд – алкалоид действует мгновенно. Лицо его перекосилось, он вытянул вперед руки, зашатался и с хриплым криком рухнул на пол. Я нагнулся и положил руку ему на сердце – оно не билось. Он сдох!
Из носа у меня текла кровь, но я не обращал на это внимания. Даже не знаю, с чего это вдруг мне взбрело в голову написать на стене. Я, скорее, ради шутки решил направить полицию по ложному следу – уж очень легко и радостно у меня было на душе. Я вспомнил, что в Нью-Йорке как-то нашли труп немца, а над ним было написано слово «RACHE» – тогда газеты писали, что это дело рук какого-то тайного общества. Вот я и подумал, что если это поставило в тупик полицию Нью-Йорка, то должно озадачить и лондонскую полицию. Обмакнув палец в кровь, я написал на стене, на самом видном месте, точно такое же слово. Затем я вернулся к кэбу – на улице по-прежнему не было ни души, и дождь лил как из ведра. Проехав немного, я засунул руку в карман, где у меня всегда лежало кольцо Люси, и обнаружил, что оно исчезло. Я был потрясен – ведь это была единственная помять о ней! Решив, что я, вероятно, обронил его, когда нагибался над телом Дреббера, я повернул назад и, оставив кэб в переулке, кинулся к дому. Я был готов пойти на все, что бы вернуть это кольцо. Возле дома я чуть было не попался в руки выходящего оттуда полицейского. Мне удалось отвести от себя подозрение, прикинувшись в стельку пьяным.
Вот, значит, как Енох Дреббер нашел свою смерть. Теперь мне оставалось проделать тоже самое и со Стенгерсоном, что бы отомстить за смерть отца Люси. Я знал, что он остановился возле гостиницы «Холидейз Прайват» и стоял возле нее целый день, но он так и не вышел. Думается мне, он что-то заподозрил, когда Дреббер не явился на вокзал. Он всегда был хитер как лис, этот Стенгерсон, и постоянно был настороже. Но напрасно он думал, что ему удастся скрыться от меня, отсидевшись в гостинице. Вскоре я уже знал окно его комнаты и на следующий день, едва начало светать, я взял лестницу, что валялась в переулке за гостиницей и пробрался к нему. Разбудив его, я сказал, что пришел час расплатиться за жизнь, которую он отнял двадцать лет назад. Рассказав Стенгерсону о смерти Дреббера, я предложил ему на выбор две пилюли. Вместо того, чтобы воспользоваться предоставленным ему шансом и спасти свою жизнь, он вскочил с постели, набросился на меня и стал душить. Защищаясь, я вонзил ему в сердце нож. Все равно ему суждено было умереть, провидение бы не допустило, что бы убийца принял пилюлю без яда.
Мне уже немного осталось рассказать, это и хорошо, а то я совсем выбился из сил. Еще день-два я ездил в своем кэбе по городу, надеясь подзаработать денег, и вернутся в Америку. Сегодня утром я стоял на хозяйском дворе, когда появился какой-то мальчишка-оборванец и спросил, нет ли здесь кучера по имени Джеферсон Хоуп. Его, мол, просят подать кэб по адресу Бейкер-стрит, 221-Б. Ничего не подозревая, я поехал туда, а следующее, что я помню – как этот молодой человек защелкивает на моих запястьях наручники, да так быстро, что я и оглянуться не успел. Вот и весь мой рассказ, джентльмены. Можете, конечно, считать меня убийцей, но я, как и вы, боролся за то, чтобы восторжествовало правосудие.
Нас глубоко взволновал рассказ этого человека, а говорил он настолько искренне и выразительно, что мы слушали застыв и не проронив ни слова. Даже Грегсон и Лестрейд, blase (blase – пресыщенные) всеми видами преступлений, с нескрываемым интересов следили за рассказом задержанного. Когда он замолчал, мы неподвижно сидели в тишине, нарушаемой лишь скрипом карандаша Лестрейда, заканчивающего свою стенографическую запись.
– Осталась лишь одна деталь, которую мне хотелось бы узнать, – наконец произнес Шерлок Холмс. – Что за человек приходил ко мне за кольцом по объявлению?
Джеферсон Хоуп шутливо подмигнул моему приятелю.
– Свою тайну я уже вам раскрыл, – произнес он. – Но я не хочу причинять неприятности другим людям. Я увидел ваше объявление и подумал – может быть, это ловушка, а может, действительно, кто-нибудь нашел мое кольцо. Мой друг вызвался пойти и проверить. Думаю, вы не станете отрицать, что он вас ловко провел.
– Это уж точно, – искренне ответил Холмс.
– Ну, а теперь, джентльмены, – важно заговорил инспектор. – Мы должны в точности соблюдать все формальности закона. В четверг заключенный предстанет перед судом, на который вас тоже пригласят. До тех пор ответственность за него лежит на мне, – с этими словами он позвонил, появились два тюремных надзирателя, которые увели Джеферсона Хоупа. А мы с Шерлоком Холмсом отправились на станцию, подозвали кэб и направились на Бейкер-стрит.
Глава 7
Заключение
Всех нас предупредили, что в четверг мы будем вызваны в суд. Но когда этот день наступил, наши показания уже не понадобились. Джеферсона Хоупа призвал высший судья, чтобы вынести ему свой самый строгий и справедливый приговор. Ночью после ареста его аневризма лопнула и на утро его нашли на полу тюремной камеры, лежащего со счастливой улыбкой на лице, словно умирая, он оглянулся на уходящую жизнь и понял, что прожил ее не зря.
– Грегсон и Лестрейд, наверное, места себе не находят от злости, – заметил Холмс, когда вечером мы обсуждали происшедшее накануне событие. – Он умер, а с ним исчезли и все надежды на громкую рекламу.
