Джон Карр - За красными ставнями
— Сэр, я горько раскаиваюсь! Я…
— Мне не нужны ваши извинения, — резко прервал Дюрок. — Какой от них толк? Оставьте их при себе. Перейдем к сегодняшним, столь же тяжким проступкам. Молчите! Говорить буду я! Оставлю за скобками ваш обмен ударами с… с мистером Колльером. Он был нападающим, и вы имели право защищаться. Но что вы сделали потом? В присутствии свидетелей оскорбили дружественную державу. И наконец…
Полковник дышал с присвистом. Его ногти царапали стиснутые за спиной руки до крови. Никто не осмеливался говорить.
— И наконец, комендант, вы сняли перчатку и ударили этого человека по лицу, бросив ему вызов. Почему? Потому что рассчитывали превратить его в месиво. Теперь вы дали ему возможность говорить всем, что танжерская полиция использует крайние методы, именуемые третьей степенью. Это неправда — оставим подобные приемчики арабской Мендубии, — и вам отлично об этом известно. Если вы хотите остаться у меня на службе в каком бы то ни было качестве, то выполняйте мой приказ! — Окончательно потеряв голову, полковник указал пальцем на Колльера. — Вы при всех извинитесь перед этим человеком!
Колльер торжествующе засмеялся.
— Лучше слушайте полковника, умник, — посоветовал он. — Полковник знает, что говорит. На колени! И быстро!
Альварес посмотрел в горящие глаза полковника Дюрока:
— Вы серьезно, сэр?
— Увидите сами, комендант.
Альварес, словно не веря своим ушам, медленно кивнул в сторону Колльера:
— Извиняться перед этим…
— Выполняйте приказ, комендант!
— Одну минуту, сэр.
Повернувшись спиной к полковнику, Альварес быстро направился к стене, смежной с коридором, у которой стоял большой стол, теперь только на трех ножках и с кое-как наброшенной скатертью.
Вокруг него валялось на полу несколько листов писчей бумаги. Подняв один, Альварес попытался пристроить его на неустойчивом столе, потом достал авторучку и написал несколько строчек.
— Что, черт возьми, вы там делаете? — спросил полковник Дюрок.
Поставив подпись, Альварес подул на бумагу и взмахнул ею, чтобы высушить чернила, затем вернулся назад и вручил бумагу полковнику.
— Это мое заявление об уходе из полиции, сэр, — сказал он. — Надеюсь, оно в порядке?
— В полном, — ответил полковник, пробежав глазами текст. Сложив бумагу, он спрятал ее в карман брюк. — Могут возникнуть затруднения, связанные с формальностями, но я с ними справлюсь.
— Благодарю вас, сэр. А теперь…
А теперь в комнате с красными ставнями стало шумно. Когда полицейский перевел товарищам содержание разговора, послышались звуки, похожие на жужжание пчелиного роя. Пола и Морин с криками протеста подбежали к Дюроку и схватили его за руки.
— Полковник, вы ведете себя как глупый мальчик. — Голос Полы стал еще мягче. — В чем дело, mon cher?[61] Если я вас поцелую, вы, вероятно, меня ударите. Но что случилось с симпатичным человеком, которого я хорошо знала?
— Пожалуйста, полковник! — взмолилась Морин. На ее глазах выступили слезы. — Я знаю, что это не мое дело, но могу объяснить, что происходит. Из-за того, что сэр Генри все еще спит, а вы не смогли найти алмазы… — здесь полковник Дюрок поморщился, но сохранил выражение лица Наполеона, отправляющегося на остров Святой Елены, — вы пришли в ярость и срываете ее на бедном Хуане. Вам нужен еще более успешный детектив? Ведь он нашел преступника, не так ли?
Пола повернулась к Морин, не отпуская руку полковника:
— Вот именно, дорогая! Я могу опознать этого человека! И полковнику Дюроку должно быть хорошо известно, что любой суд будет удовлетворен. Но вместо того чтобы признать этого…
Разгневанные полицейские втиснулись между протестующим Альваресом и Дюроком.
Они уважали коменданта куда больше, чем полковника. Хотя Альварес всегда был строг, они восхищались его безукоризненной честностью и справедливостью. А теперь, когда он повел себя как обычный человек и напился, он нравился им еще больше.
— Ничего себе! — воскликнул по-французски мускулистый здоровяк полицейский. — Вы увольняете вашего сотрудника, потому что он поймал преступника. Vive la logicue![62]
— Аллах не благословит вас за это, повелитель полицейских!
— И все из-за этого русского негодяя, который торгует Библиями!
— Матерь Божья! Меня тошнит!
— Молчать! — рявкнул Дюрок таким страшным голосом, что ропот тут же прекратился. Маленький полковник стоял среди полицейских, все еще заложив руки за спину. — Возможно, я действовал слишком поспешно. — Он перешел на французский: — Но этот злодей Альварес заслуживает палок по пяткам, пытки водой… Альварес! Где вы, черт возьми?
— Стою перед вами, — ответил вышеупомянутый злодей, глядя на него сверху вниз.
— Приказываю вам…
Альварес широко улыбнулся:
— Вы забываете, месье, что я больше не подчиняюсь вашим чертовым приказам. Я гражданское лицо. И поэтому предлагаю вашему «мистеру Колльеру»…
Пробившись сквозь полицейских, Альварес сделал два шага и застыл как вкопанный, дико озираясь. Вскоре остальные последовали его примеру.
Колльера в комнате не было. Казалось, здесь остался только призрак его ухмылки.
Забыв о своем гражданском статусе, Альварес подбежал к единственной двери и распахнул ее.
Снаружи терпеливо ждал Мендоса.
— Инспектор!.. — Альварес попытался прочистить пересохшее горло. — Вы никого не выпускали отсюда? Человека, притворяющегося американцем, в светлом костюме с галстуком-бабочкой?
— Притворяющегося? — отозвался по-испански Мендоса. — Но, комендант, этот человек действительно американец! Он предъявил паспорт с фотографией и сказал мне, что вы не могли его задержать, так как все американцы ответственны только перед своей дипломатической миссией. Это правда, не так ли?
Альварес стоял неподвижно.
— Не имеет значения, — ответил он наконец. — Я оказался дураком, друг мой.
Глава 10
Позднее тем же днем Морин Холмс и Хуан Альварес сидели среди шума Литл-Сокко за круглым железным столиком перед засиженными мухами окнами кафе и пили самый скверный кофе, какой когда-либо был приготовлен.
Так как Литл-Сокко — узкая и не слишком длинная улица, трудно поверить, что здесь происходит так много скандалов и драк. Вы можете спуститься на нее через арку в стене Грэнд-Сокко, но только идите по маленькой извилистой улочке справа мимо церкви. Никогда не сворачивайте ни на одну улицу влево, иначе вы окажетесь в дурно пахнущем лабиринте нижней Казбы.