Джон Карр - Чаша кавалера
— Что такого я сделал?
— Забил голову моей дочери чушью о кавалерских легендах и шпагах!
— При чем тут шпаги? — осведомился троекратный международный чемпион по фехтованию.
— Шпаги! — саркастически усмехнулся конгрессмен Харви, поправив колчан на плече и взмахнув луком. — Объясни мне, если можешь, как кто-то в наши дни может использовать шпагу?
— Я использую ее как надо! Не хватаю за клинок и не бью офицера Скотленд-Ярда по голове рукояткой!
— Ты говоришь, что это сделал я?
— Я ничего не говорю. Я только…
— Хотел бы я заполучить тебя свидетелем в суде. В любом важном уголовном деле — таком, как нападение на старшего инспектора Скотленд-Ярда, — мы должны задавать себе вопрос: cui bono?[55] Кто выиграл от этого злодейского антисоциального акта? Ты, мой мальчик.
— Вы намекаете, что я…
— Я, как и ты, ни на что не намекаю. «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним».[56] Но, воспитав Вирджинию прекрасной американской девушкой, я не желаю, чтобы ей внушали сочувствие к роялистам в каком бы то ни было аспекте.
Том сунул кулаки в карманы старой спортивной куртки. Его галстук съехал набок под воротничком выцветшей голубой рубашки. Он подошел к окнам, выходящим на запад, и снова повернулся:
— Слушайте, папаша. Какие первые стихи, помимо детских считалок, вы учили Джинни декламировать?
— Стихи?
— Да.
— «По шаткому мосту через поток…»[57]
— Не пойдет! Если хотите, я позову главного свидетеля! Я прочитаю вам первую часть, а вы продолжите!
И Том начал декламировать:
Наш друг сэр Бинг Родон из Кента был родом.
Шел за короля он в огонь или в воду…
Казалось, Телфорд-Олд-Холл пробудился ото сна, внимая чеканным строкам.
Всегда был готовый на круглоголовых
В атаку бросаться он снова и снова…
Конгрессмен Харви больше не мог этого выносить.
— Перестань! — приказал он. — В моем присутствии, мой мальчик, ты не будешь подвергать нападкам суровые республиканские добродетели, стоявшие на страже против монархической тирании. Но если тебе приспичило декламировать этот вздор, по крайней мере, делай это как следует, правильно расставляя акценты!
И Уильям Т. Харви продолжил чтение. Он не просто любил эти стихи, а буквально жил ими. Его зычный голос словно заставлял улыбаться старый дом.
Господь наш за Карла! Себя не жалея,
Отправим изменников в ад поскорее!
На бой, кавалеры! Вперед, ногу в стремя!
О чаше и яствах нам думать не время…
Внезапно мистер Харви умолк с раскрытым ртом. Его взгляд устремился на дверь столовой. Теперь она была открыта, и в проеме стояла мисс Илейн Чизмен.
Мистер Харви застыл в театральной позе, с колчаном на плече и поднятым вверх луком. Илейн Чизмен, с выбивающимися из-под шляпы золотистыми прядями, тоже не двигалась с места.
Дубовая комната, окна которой также выходили на запад, находилась неподалеку. Если бы это происходило не в реальности, а на сцене или в столь же благородном жанре радиопьесы — отвергая столь низкопробные средства массовой информации, как кино и телевидение, — можно было бы услышать звуки клавесина, играющего «За здоровье короля».
Вообще-то упомянутая песня, как мог бы объяснить мистер Харви, связана с королем Карлом I только в народной традиции. Исследователи датируют ее возникновение 1670 годом — спустя десять лет после реставрации Карла II. Но она соответствовала бы романтическому моменту встречи среди запаха роз.
К сожалению, ничего подобного не произошло.
Илейн быстро притворилась, что не заметила конгрессмена Харви, и устремила взгляд на Тома Брейса. Мистер Харви прибег к той же уловке, уставясь с мрачным байроническим величием на кофейник.
— Я должна извиниться, лорд Брейс, — заговорила Илейн, выпятив подбородок. — Но ваша горничная впустила меня и оставила в комнате вроде прихожей более чем на двадцать минут, а сама исчезла. Мое время дорого, лорд Брейс, поэтому я рискнула подойти сюда и услышала, как кто-то кричит…
— Э-э… да, — отозвался Том. — Входите! Будете завтракать?
Он пытался оправиться от шока. Видеть здесь Илейн Чизмен после вчерашнего скандала было все равно что принимать сказочных обитателей замка Фротингем.
— Завтракать? — переспросила Илейн.
Подняв изогнутые тонкие брови, темнеющие на фоне кремовой кожи и контрастирующие со светлыми волосами, она не слишком учтиво взглянула на часы:
— Нет, спасибо. Я пришла сюда, лорд Брейс, чтобы повидать…
Женщина умолкла.
— Дженнингса! — подсказал Том.
Призрак отсутствующего дворецкого, высокого, худого, с длинным носом и лбом ученого под гладкими темными волосами, преследовал Телфорд куда более ощутимо, чем призрак сэра Бинга Родона.
— Я не в претензии, — продолжал Том. — Но от Дженнингса вам не будет никакой пользы. Полиция считает его мошенником. Если вы найдете его, чтобы заставить свидетельствовать против Г. М., то его отправят за решетку куда быстрее, чем вы намерены отправить Г. М.
Илейн покраснела, стиснув строгую черную сумочку.
— Проклятие! — прервал Том, щелкнув пальцами. — Совсем забыл! Я должен представить вам кое-кого. Папаша, Вирджиния рассказывала вам кое-что об этой леди. Мистер Харви, мой тесть — мисс Илейн Чизмен.
— Тесть? — воскликнула мисс Чизмен.
— Я не женат! — заявил мистер Харви, обращаясь к кофейнику.
— В любом случае, — продолжала Илейн, — снаружи меня ждет такси, которое стоит денег. Сегодня суббота, и у меня дела в Лондоне. Вскоре я должна встретиться на железнодорожной станции Грейт-Юборо с моим женихом, профессором Хируордом Уэйком.
— Что-что? — воскликнул конгрессмен Харви.
— Право, сэр, я…
— Вы не можете быть помолвлены!
— Почему нет?
Мистер Харви начал приближаться к ней с такой решительностью, что Илейн попятилась и стукнулась о створку открытой двери.
— Это едва ли комплимент в мой адрес, не так ли?
— Напротив, мадам! Мог ли мужчина, очарованный красотой Елены Троянской, не думать о том, замужем ли она? Даже когда корабли с греческими воинами бороздят море…
— О! Но вы не объяснили…
— Вы не можете быть помолвлены с этим Чарлзом Кингсли![58]
— Хируордом Уэйком!
— «Тот ленивый в любви и трусливый бастард взял невесту твою, молодой Лохинвар!»[59]
Илейн задрожала от гнева:
