Эрл Гарднер - Дело предубежденного попугая
— Наоборот, — мягко сказал Мейсон, — я хочу, чтобы вы честно и откровенно ответили на все вопросы. Независимо от того, в чем станут вас обвинять и как будут стараться напугать и запутать, вы станете говорить только правду. Безусловно, это пытка, но зато вы выйдете оттуда с гордо поднятой головой.
— Что-то вы переменили свое намерение, — сказала Элен Монтейт. — Вчера вечером вы пытались спрятать меня от полиции.
— Я предполагал, что кто-то непременно попытается прикончить попугая, — сказал Мейсон. — Если бы вы находились дома и услышали шаги незваного гостя… Поймите, на совести этого человека уже одно убийство, второе не составило бы большого труда.
— Но как вы могли узнать, что кто-то попытается убить Казанову? — удивилась она.
— Это было всего лишь догадкой, — улыбнулся Мейсон. — Как вы полагаете, вы продержитесь сегодняшний вечер?
— Я постараюсь, — кивнула она.
— Вот и отлично, — одобрительно улыбнулся Мейсон. — Не поддавайтесь пессимистическим настроениям.
— Я потеряла любимого человека, и меня же обвиняют в его убийстве!
— Обвинение не будет вечно висеть над вами! — уверенно сказал Мейсон.
Она с усилием улыбнулась, подняла голову и сказала:
— Хорошо. Раз надо, так надо.
12
Коронер Энди Теймплейт, философски относящийся как в жизни, так и к исполнению своих обязанностей, призвал к порядку присутствующих на дознании, выбрал состав Жюри и произнес вступительное слово, суть которого сводилась к тому, что необходимо выяснить причину смерти мистера Фраймонта С. Сейбина, а если это убийство, то постараться найти преступника. Далее он представил прокурора Раймонда Спрэга и адвоката Перри Мейсона, объяснив, что последний представляет интересы наследника, а также Элен Монтейт. Предупредив, что не потерпит долгих речей и топтания на месте, он сказал:
— Нам нужны только факты. И не пытайтесь мудрить со свидетелями, запугивать их или сбивать с толку. Я буду это немедленно пресекать. Первым буду задавать вопросы я, затем окружной прокурор. После — Перри Мейсон и любой присяжный заседатель. Хватит пустых разговоров, пора приступать к делу. Все ясно?
— Я все понял и согласен, — кивнул Мейсон.
Окружной прокурор сразу насторожился.
— Конечно, представление коронера о том, каков должен быть порядок дознания, отличается от моего, — начал было Раймонд Спрэг.
— Однако хозяин здесь я, — безапелляционно перебил его коронер. — Я обыкновенный честный гражданин и постарался подобрать в состав Жюри таких же простых людей, достаточно повидавших жизнь и наделенных светлой головой. Я думаю, что знаю, чего они хотят. Во всяком случае, свои желания я знаю прекрасно.
Энди Теймплейт, нахмурив брови, остановил легкий смешок, пронесшийся по залу. Потом сказал:
— Я думаю, — сказал он, — что первым делом необходимо выслушать свидетеля, обнаружившего тело.
Фреда Вайнера привели к присяге.
— Вы нашли тело, мистер Вайнер? — спросил коронер.
— Да.
— Где?
— Возле горной хижины, возле Гризли Крик.
— Это был его дом Фраймонта Сейбина?
— Да.
— Когда вы нашли тело?
— В воскресенье одиннадцатого сентября.
— Во сколько точно?
— Примерно, часа в три или четыре дня.
— Как это было?
— Я шел домой, раздумывая о везении Сейбина на рыбалке. Я его не видел, но он всегда приезжал в день открытия сезона, так что я остановился возле его дома и услышал попугая, громко выкрикивающего ругательства. Тогда я решил, что если попугай здесь, то и хозяин должен быть. Ну, и пошел к дому. Были закрыты все ставни, гараж тоже на замке. Тут я подумал, что ошибся, и в доме пусто. Уже совсем было повернул назад, но тут попугай, как закричит.
— Что он кричал? — спросил коронер.
— Попугай выкрикивал проклятия, — усмехнулся Вайнер. — Ему хотелось есть.
— Ну, и что же вы сделали?
— Тут у меня появилось сомнение. Я подумал, что наверно Сейбин все же приехал, просто ушел на реку. Только какого черта было закрывать ставни? Ведь в доме разводится сырость. Ну, я пошел к гаражу, заглянул в окошечко, и увидел, что машина на месте. Выходит, Сейбин здесь. Я пошел к двери и стал барабанить в нее, что было мочи. Когда никакого ответа не последовало, я перепугался, не случилось ли чего, и приоткрыл одну из ставен. Попугай вопил, как резаный. Через окно я заметил человеческую руку на полу. Тут уж я разбил окно и влез в дом. Я сразу же понял, что Сейбин давно умер. На полу было насыпано зерно для попугая, стояла миска, только вода вся высохла. Я подошел к телефону и позвонил в полицию. Ничего не трогал. Вот и все.
— Что вы сделали потом? — спросил коронер.
— Я вышел на воздух, запер дом и стал дожидаться вас на улице.
— Я думаю, что нет необходимости в дальнейших расспросах этого свидетеля, — сказал коронер.
— Мне нужно задать всего один вопрос, — сказал прокурор. — Это было тело Фраймонта С. Сейбина?
— Да. И хотя оно здорово того… сами понимаете, но это был старина Сейбин.
— Вы давно были знакомы с Фраймонтом С. Сейбином?
— Пять лет.
— У меня все.
— У меня еще один вопрос, — объявил коронер. — До моего прихода вы ничего в домике не трогали?
— Совершенно ничего, не считая телефона.
— Шериф явился туда вместе со мной, не так ли?
— Да, правильно.
— Тогда мы послушаем шерифа.
Когда шериф Барнес с видимым трудом втиснулся в кресло для свидетелей, и принес присягу, коронер спросил:
— Расскажите нам, что вы увидели, войдя в охотничий домик мистера Сейбина?
— Тело лежало на полу на левом боку. Левая рука была вытянута вперед, пальцы сжаты. Правая рука лежала вдоль тела. Запах стоял удушливый, пришлось распахнуть все окна. Конечно, предварительно мы удостоверились, что все окна были заперты изнутри и что их не выламывали, и только потом распахнули… На дверях был пружинный замок, он был заперт. Понятно, что убийца спокойно вышел и захлопнул за собой дверь. Мы посадили попугая в клетку, закрыв дверцу, которая была подперта сосновой палкой, чтобы она не захлопнулась. Я обрисовал на полу мелом положение тела и револьвера, а коронер проверил одежду убитого. После этого все сфотографировали, как положено.
— Снимки у вас с собой?
— Да, — шериф протянул несколько фотографий.
Коронер забрал всю пачку и сказал:
— Хорошо, позднее я передам их членам Жюри. Что было дальше?
— После того, как убрали тело и проветрили помещение, — продолжил шериф Барнес, — мы начали тщательно осматривать дом. Сначала проверили кухню. В помойном ведре лежали две яичные скорлупы и шкурка от бекона, кусок черствого тоста, подгоревшего с одной стороны, и небольшая жестянка из-под бобов со свининой. На газовой плите стояла сковорода. Было видно, что на ней разогревали бобы. В кофейнике оставалось порядочно кофе, но он покрылся плесенью. В раковине лежала грязная тарелка, нож и вилка с остатками тех же бобов со свининой. В холодильнике нашли полпачки масла, бутылку сливок и два нераспечатанных брикетика плавленого сыра. В шкафу имелся большой запас консервов, а в хлебнице — совершенно зеленая буханка хлеба. Там же в бумажном мешочке было песочное печенье. В центральной комнате у стола стояли прислоненные к стенке удочки и спиннинги, а в плетеной корзинке лежала полуразложившаяся рыба. Очевидно, рыба лежала столько же времени, сколько и труп. Мы положили корзинку в ящик и отправили на экспертизу в город. Проверили револьвер. Это был короткоствольный «дерринджер» сорок первого калибра, из него было сделано два выстрела. В теле оказалось два пулевых отверстия в области сердца. Около стола стояли резиновые сапоги, к которым прилипло много грязи, уже сухой. На тумбочке, возле кровати, стоял будильник. Он остановился на двух сорока семи. Звонок был установлен на пять тридцать. На теле были надеты бумажные брюки и свитер, на ногах — шерстяные носки и домашние туфли. В домик проведена телефонная проводка. На следующий день, когда Перри Мейсон и сержант Холкомб помогали мне в расследовании, мы обнаружили, что от нее была сделана отводка. Лицо, занимавшееся подслушиванием телефонных разговоров мистера Фраймонта С. Сейбина обосновалось в маленькой хижине, очень старой. Очевидно, в ней давно не жили. Прежде чем установить в нем записывающую аппаратуру, домик был в какой-то мере починен и приведен в порядок. Видно было, что ее обитатель покинул хижину в страшной спешке. На столе лежала сигарета, которую успели только прикурить и забыли о ней. Пыль указывала, что в помещении никого не было больше недели.