Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус
В продолжение целого часа она старалась развеселить меня и вызвать на откровенность. В конечном итоге она встала передо мной, положила обе руки мне на плечи и нежным голосом сказала: «Дорогое дитя, какая-то тайна тяготит тебя. Говори, откройся, ты же знаешь, что твоя старая тетка может дать тебе добрый совет».
Я дал клятву, это правда, но после недавних угроз жены Генёка благоразумно ли было хранить молчание? Я решился вверить все тетке, так как хорошо знал о ее умении молчать. Она выслушала меня с серьезным и задумчивым видом, не перебивая. Лицо ее оставалось печальным.
«Это все?» — спросила она, когда я окончил рассказ. «Все», — ответил я. «Ты ничего не пропустил? Ты не забыл сказать мне, что влюблен в Лору?»
Яркий румянец вспыхнул на моем лице.
«Очень… очень влюблен?» — спросила тетка, подчеркивая каждое слово. Я кивнул. Она остановила на мне грустный, нежный взор и после небольшой паузы произнесла: «А она?» Не получив ответа, она повторила с нетерпением: «Лора любит тебя?» Я решился, наконец, робко промолвить: «Надеюсь».
На этот раз молчание моей тетки было более продолжительным. Наконец, собравшись с духом, она резко сказала: «Довольно! Будь мужественным. Оставь ее, пускай выходит замуж за Монжёза. Близится гроза, так пусть же ливень разразится над маркизом».
При этом совете отступить, чтобы избежать опасности, грозившей мужу Лоры, я так встрепенулся, что тетушка поспешила изменить тактику.
«Если я отдам тебе половину моего состояния или даже три четверти, то и тогда ты будешь беден перед Лорой, твоя доля будет совершенным ничтожеством перед ее приданым. Кто знает, не обвинят ли тебя впоследствии в корыстолюбивых целях?..»
Это был удар по моему самолюбию, и я ответил с глупой наивностью влюбленных: «Если Лора меня любит, то она удовольствуется тем, чем я обязан вашей доброте». — «Да, — ответила тетка с насмешкой, — а что станет с состоянием девушки, на которое заглядывается Бержерон?» — «Мы отдадим его отцу в пожизненное владение».
Тетушка разразилась звонким смехом. «В пожизненное владение? — повторила она. — Ну и простак же ты! Вы не нашли бы ни гроша после смерти этого канальи Бержерона. Аннета и ей подобные обобрали бы его дочиста!»
Веселость тетки была наигранной. В ней сквозила печаль. «Поверь мне, — продолжала она, — нужно позволить ей выйти замуж за Монжёза. Послушай моего совета».
Лицо мое обнаруживало такую твердую решимость не поддаваться убеждениям, что в продолжение минуты тетка хранила молчание. Она смотрела перед собой, погруженная в задумчивость. С губ ее готовы были сорваться слова, которые она никак не решалась произнести. Наконец, тихим, растроганным, несколько дрожащим голосом она спросила меня: «Знаешь, почему я не вышла замуж?» — «Мой отец часто говорил мне о вашем отвращении к замужеству».
Она печально улыбнулась. «Да, так я утверждала до тридцати или тридцати пяти лет, но это говорили только мои уста, уверяю тебя. Впоследствии мои сожаления о том, что я так и не вышла замуж, смягчились при мысли о жертве». — «О жертве?» — прервал я ее, удивленный этим неожиданно прозвучавшим словом.
Но тетушка вместо того, чтобы объясниться, после некоторого колебания спросила меня: «Итак, дитя мое, решено? Ты последуешь моему совету — позволить мадемуазель Бержерон выйти замуж за маркиза?» Мое молчание было равносильно отрицательному ответу, поэтому тетка печально продолжала: «Я хотела, чтобы истину сообщили тебе лишь после моей смерти, но так как я вижу необходимость в этом, то сама расскажу тебе свою печальную историю».
В этом месте рассказа Либуа остановил Морера жестом. Как ни был художник любопытен, однако настоящее интересовало его больше прошлого. Имя Монжёза, произнесенное несколько раз, вызвало в нем желание узнать, что случилось с его приятелем у госпожи Вервен.
— Не проснулся ли мой слуга, доктор? Что-то не слышно храпа этого пьяницы. Нужно, чтобы он рассказал нам о проделке, которую выкинул с ним Генёк.
Доктор отправился к слуге, а художник приблизился к телескопу. И вот что он увидел. Окно открыли, но городских сержантов в нем уже не было. Теперь двое мужчин опирались на подоконник, и один из них объяснял что-то другому, показывая вниз.
«Гм… Судейские лица! — подумал художник. — Толстый — полицейский комиссар, а высокий — судебный следователь».
Взволнованный, Либуа покачал головой и пробормотал:
— Черт возьми! Неужели бедный Монжёз погиб?
Он продолжал смотреть в телескоп. Мужчины повернулись лицом в комнату. Тут художник увидел третьего господина. Этот третий, почтительно приблизившись к высокому мужчине, подал ему какую-то вещь.
— Это портмоне маркиза, из которого он доставал сегодня письмо Легру, — пробормотал Либуа.
Между тем высокий господин открыл портмоне и, вынимая бумаги одну за другой, просматривал их. Одну из них он читал и перечитывал несколько раз. Ее содержание, очевидно, показалось ему до того странным, что он прочитал текст другому господину, своему товарищу.
«Это мнимый апрельский обман производит свое действие», — подумал Либуа.
Он взглянул на часы и убедился, что до поезда остается еще больше часа.
— Наш пьяница все еще спит, — возвестил, вернувшись, доктор.
— Вы остановились на том, что тетушка начала вам рассказывать свою историю, — напомнил Либуа.
Для рассказчика, кроме собственно удовольствия говорить, не может быть ничего приятнее, как иметь внимательного слушателя. Морер тотчас продолжил:
— Итак, тетушка заявила мне: «Не стоит, дитя мое, судить об отце по тому, каким ты знал его, то есть серьезным, печальным, убитым летами и страданиями. В то время, о котором я говорю, ему было тридцать лет. Он был в самом расцвете сил…» Полагая, что таким образом она подготовила почву, тетушка продолжала снисходительным тоном: «Ему простительно было любить вино, игру и красивых женщин… Выйдя из пансиона, я поселилась у твоего отца, который просил меня вести хозяйство после смерти твоей матери».
Несколько лет все шло хорошо. Небольшого состояния, оставшегося после твоей матери, и жалования твоего отца было бы недостаточно на содержание дома, если бы я не делила с твоим отцом расходы — со своей стороны я вносила проценты с двухсот тысяч франков, оставленных мне по завещанию моей крестной матерью с условием, чтобы капитал вручили мне лишь по совершеннолетии или после замужества.
Прошло некоторое время, и я стала замечать в доме недостаток денег. Отец твой, когда я требовала денег на хозяйство, стал медлить с выдачей, потом начал давать мне деньги маленькими суммами, которые не соответствовали требуемой цифре… Следовательно, деньги уходили из дома без моего ведома.
