А. Баантье - Амстердамский крушитель
— Что вы можете поделать… она этого парня любит.
— Я не слышал, чтобы слово «любовь» поминалось хоть однажды.
Фледдер покачал головой:
— Вы отстали от времени. Ваши идеи и взгляды старомодны. Что можно ожидать от такой девушки, как Инга? Морали, этики?
— Человечности.
— Человечности… от шлюхи?
— Правильно… от шлюхи.
— Когда она найдет мужика, — возбужденно воскликнул Фледдер, — который сможет доставить ей такое же удовольствие, как Игорь, она бросит Игоря в ту же минуту… — Он усмехнулся: — Ваша беда, Декок в том, что вы не принадлежите этому времени. Вы спустились к нам из поколения роман гиков… из вымирающего вида. Вы единственный из эпохи галантности, кто еще остался.
Внезапно Декок выпрямился.
— Спустился… спускаться… поколение… потомок… отпрыск… семья, — забормотал он себе под нос.
Затем посмотрел вперед на дорогу.
— Куда мы едем? — решительно спросил он.
— В участок разумеется, — ответил Фледдер. — Уже поздно, я хочу домой.
— Ничего не выйдет, — заявил Декок тоном, не терпящим возражений. — Мы едем в Бюссюм. Я пообещал себе интервью с дядюшкой Иммануилом.
В Бюссюм они приехали около полуночи. Декок взглянул на часы и расстроился.
— Слишком поздно для визита к хрупкому старику, — поморщился он.
— Так вам же обязательно понадобилось сюда приехать, — уколол его Фледдер. — Дядя Иммануил наверняка уже лег спать.
Они припарковались на Бредиус-Вей и закрыли машину. Декок показал на виллу через дорогу:
— Это ухоженный дом для одной семьи, с большим участком рядом с красивым озером, окруженный первоклассным садом. Содержит все необходимые электрические приспособления; имеется гараж на две машины, центральное отопление и охранная система.
— Откуда вы все это взяли? — удивился Фледдер.
— Из объявления в газете, — миролюбиво ответил Декок. — Эта вилла выставлена на продажу.
— Дядя Иммануил продает свой дом?
— Судя по всему, — подтвердил Декок. — Я сверился с агентом по торговле недвижимостью. Иммануил продает дом. Возможно, он больше не чувствует себя в безопасности в Бюссюме.
Фледдер нахмурился.
— Наверное, вы правы, — признал он. — Как только покончат с тетей Изольдой, придет его очередь.
Они подошли к дому. Вся его фронтальная сторона была обвита плющом. Непроницаемые темные плети придавали дому готический вид, особенно в темноте. С одной стороны находилось большое окно, с другой — большая двустворчатая дверь с маленькими зарешеченными окошечками в каждой панели. С левой стороны висел бронзовый дверной молоток в форме головы льва. Морда льва больше напоминала горгулью и еще более придавала всему дому готический вид.
Декок огляделся. Плотная растительность, окружавшая дом, вызывала у него клаустрофобию. Он неодобрительно покачал головой.
— Может быть, это и первоклассный сад, — пробормотал он, — но слишком уж много в нем тени, где мог бы спрятаться грабитель.
Он взялся за дверной молоток и три раза довольно громко постучал. Дверь из красного дерева служила отличным резонатором. Они могли слышать, как звук внутри отдается эхом.
Через пару минут инспекторы оказались в слепящем свете нескольких прожекторов. Маленькое оконце с решеткой открылось, и в отраженном свете они разглядели морщинистое лицо. В глазах старого джентльмена читались подозрительность и удивление.
Декок вежливо снял шляпу и встал так, чтобы его лицо было хорошо видно.
— Мое имя Декок, — сказал он с дружелюбной улыбкой. — Декок через «к-о-к». — Он отошел в сторону. — А это мой коллега Фледдер. Мы офицеры полиции.
Глаза старика сузились.
— Не вы ли занимаетесь всей этой неразберихой в «Счастливом озере»?
Декок кивнул:
— Да, правильно. А вы Иммануил Бюилдайк?
— Собственной персоной.
Лицо исчезло, оконце закрылось. Через несколько мгновений правая половинка двери раскрылась. Старик в красном халате жестом пригласил их зайти:
— Входите побыстрее, и я снова запру дверь. Все меняется, на улицах теперь полно всякого сброда. — Он громко и пискляво рассмеялся. — Но кому я об этом рассказываю? Вы же осведомлены из первоисточников.
Шаркая ногами в слишком больших кожаных шлепанцах, он провел их в уютную гостиную. Комната была освещена множеством ламп с зелеными стеклянными абажурами. Старик вежливым жестом показал им на несколько удобных, глубоких кожаных кресел.
— Пожалуйста, садитесь, джентльмены. Ад ель, моя экономка, уже легла спать. Она мучается мигренями. Так что я могу предложить вам только бокал бургундского. — Голос у него был высоким и немного хрипловатым. — Это хорошая традиция — бокал доброго бургундского перед сном. Такой обычай появился у британской аристократии много поколений назад. Только теперь они называют это кларет… никак не могу понять почему.
Он взял красивый хрустальный графин со столика у стены и наполнил три бокала. Взяв один, предложил Фледдеру и Декоку последовать его примеру. Бюилдайк поднял бокал для тоста:
— За мое и ваше здоровье.
Декок сначала попробовал немного, потом сделал большой глоток. Вино и в самом деле оказалось великолепным. Он взглянул на старика поверх стакана:
— Это и есть причина нашего визита… Поколения…
Дядя Иммануил кивнул, как бы в подтверждение своих собственных выводов:
— Я полагал, вы приедете раньше.
Декок осторожно поставил бокал на маленький столик рядом со своим креслом:
— Мы и собирались приехать раньше, но помешала смерть вашего племянника.
Похоже, старик удивился.
— Что… Исаак тоже мертв?
— Убит.
Иммануил печально покачал головой.
— Никогда не следует поворачиваться спиной к Бюилдайку, — заметил Декок.
Старик улыбнулся:
— Я почти в этом уверен. — Голос звучал обреченно. — Они все страдают одним пороком… пороком Бюилдайков.
— Что вы имеете в виду?
— Одаренные интеллектуально и… вороватые.
— Опасное сочетание.
— К сожалению, для некоторых это превращается в настоящее проклятие; самые умные и безжалостные обладают этим пороком.
— В каком смысле?
Иммануил глубоко вздохнул и поставил бокал на столик рядом со своим креслом.
— У них нет угрызений совести. Они продолжают, пока не уничтожат сами себя.
Декок одарил его восхищенным взглядом:
— Но ведь вы все еще живы… и вы не такой… и вам уже много лет. И вы вовсе не в маразме, как уверял нас ваш племянник Иво.
Старик задумчиво почесал за ухом.
— Возможно… — начал он. — Или мне удалось скрыть этот порок лучше, чем остальным. И вообще, мой уклон больше интеллектуальный, чем криминальный. Кроме того, меня зовут Иммануил, что означает «Да пребудет с вами Господь».
