Лео Брюс - Дело для трёх детективов
— И поэтому вы украли её алмазный кулон?
И вновь никакого признака вырывающегося гнева. «Нет. Она дала его мне. Или, по крайней мере, разрешила его заложить. Это помогло бы заткнуть дыры. — После небольшой паузы он продолжил, — я сказал ей по телефону за день до этого, что нахожусь на мели, и она обещала мне помочь. А сейчас она сказала, что ужасно сожалеет, но случилось неожиданное обстоятельство, и она больше не имеет возможности. Я понятия не имею, что она имела в виду».
— Забавно, — заметил лорд Саймон, — что, когда вы говорите правду, то это звучит значительно убедительнее.
— Я сказал правду.
— В самом деле? Значит, с вашими проблемами оказалось покончено?
— Казалось, что так.
— До этого утра, когда вы обнаружили, что полиции известно про кулон. Именно так. Полагаю, что за это время не произошло ничего, что можно назвать «проблемой»?
— За это время Мэри Терстон была убита.
— Ах да. Мы обязаны вернуться к этому вопросу. Вы были первым, как я понимаю, кто пошёл спать?
— Полагаю, да.
— Немного необычно для вас?
— Возможно. Но я очень рано встал тем утром. Устал как собака.
— Вы всегда устаёте как собака, если встали рано утром?
— Нет. Но вчера вечером был.
— У вас не было никакой другой причины так рано отправиться спать?
— Мне немного всё надоело. Когда в одной комнате находятся Таунсенд и викарий, это слишком.
Я, конечно, не подал вида, но про себя решил, что не позволю себе быть необъективным к Стрикленду просто, потому, что тот пытался меня оскорбить.
— И всё же, хотя вы так устали, вы не легли спать?
— Мне надо было написать несколько писем.
— Они, наверное, были очень срочными.
— Да.
— Когда вы покинули свою комнату в следующий раз?
Без колебаний Стрикленд сказал: «Когда услышал крики».
— Не раньше?
— Нет.
— Вы слышали, что Мэри Терстон легла спать?
— Не буквально.
— Вы не слышали голосов из её комнаты?
— Нет. Подо мной звучало радио.
— Вы не предполагали, что тем вечером кто-то был в её комнате?
— Конечно, нет.
— Ваше окно было открыто?
— Не думаю.
Лорд Саймон мгновение смотрел прямо на Стрикленда, а затем жестом показал, что у него больше нет вопросов.
Месье Пико произнёс: «Месье Стрикленд, у меня есть только один вопрос к вам. Это о тех ужасных криках. Может быть, вы сначала подумаете, прежде чем скажете мне. Это — маленький вопрос, но от него зависит очень много. Откуда шли эти крики?»
После того, как он уже спрашивал об этом Столла, я был бы скорее удивлён, если бы такой вопрос не был задан. Хотя я и осознавал, что в этом не оригинален, однако, поскольку мои предыдущие мысли всегда оказывались позорно неверными, я не мог не испытывать удовлетворения, поняв, что маленький человек, очевидно, зашёл в тупик.
— Откуда они шли? — повторил Стрикленд. — Конечно же, из комнаты Мэри Терстон.
— Вы в этом уверены?
— Ну, я никогда в этом и не сомневался.
— Précisément.[38] Именно на этом базируется ваша уверенность?
— Нет-нет, даже когда я только услышал эти крики, я знал, что они были из комнаты Мэри Терстон.
Месье Пико уставился на него, как будто ожидал ещё какого-то подтверждения, но, очевидно, решил позволить свидетелю уйти. Стрикленд подошёл к графину и налил себе.
— Я называю это третей степенью, — сказал он с довольно робкой усмешкой. — Просто нуждаюсь в хорошем крепком пойле.
— Да, это следствие перекрёстного допроса, — сказал Сэм Уильямс.
— Но не крёстного знамения, — сказал отец Смит, просыпаясь впервые за последние три четверти часа.
Алек Норрис, который был следующим, смог рассказать совсем мало. Его комната была по другую сторону коридора, и он ничего не слышал, пока не раздались крики. После того, как он поднялся, чтобы идти спать, он никого не видел, кроме Энид, которая входила в комнату Уильямса, когда сам Норрис возвращался из ванной.
— Вы принимали ванну?
— Да, я всегда это делаю по вечерам. Потом работаю, и я нахожу, что это хорошо очищает мозг.
— Затем вы возвратились в свою комнату?
— Да. И уселся писать.
— Вы обычно одеваетесь после вечерней ванны?
— Обязательно, если собираюсь работать. — Он говорил спокойно и чётко. Все следы истерии, которую он продемонстрировал ранее, исчезли. Его напоминающая череп голова была высоко поднята, а глаза смотрели прямо на собеседника.
— Вы были первым, кто достиг двери миссис Терстон. Можете вспомнить, в какой последовательности подходили остальные?
— Думаю, да. Сначала Терстон прибежал наверх как сумасшедший, за ним Уильямс и Таунсенд. Затем Стрикленд из своей комнаты, а уже потом Феллоус сверху и, возможно, через полминуты Столл — также сверху.
— Вы заметили девушку, Энид?
— Да. Но не в течение нескольких первых минут. Я думаю, что это было уже после того, как они сломали дверь. Она вышла из комнаты Терстона бледная, как полотно. Феллоус поговорил с нею, и она побежала прямо вниз.
— У вас очень точная память, мистер Норрис.
— У меня натренированная память. Я прошёл курс пелманизма.[39]
Довольно неожиданно отец Смит повернулся к нему.
— Я так понимаю, мистер Норрис, что вчера вечером вы выразили интерес к преступлению, — как вы это назвали, — с психологической точкой зрения?
— Что-то вроде того.
— Предполагая, что эта фраза означает хоть что-нибудь, считаете ли вы это конкретное преступление интересным с психологической точки зрения?
Алек Норрис посмотрел на него, и на мгновение лицо его сделалось мрачным.
— Я не понимаю этого преступления, — сказал он наконец.
— Я тоже, — печально согласился Сэм Уильямс.
ГЛАВА 18
«А теперь викарий», — подумал я с некоторым удовольствием. Поскольку из всех тех, кто уже был допрошен, не было ни одного, чьи поступки или высказывания были мне столь же неприятны, как мистера Райдера. В вечер, когда произошло убийство, он казался мне единственным человеком, окружённым какой-то тайной. Это была и его довольно гротескная внешность, его репутация оригинала и фанатика, его очень странный вчерашний вопрос ко мне и его исключительный и самый необъяснимый поступок, когда он стоял на коленях у кровати Мэри Терстон спустя всего лишь двадцать минут после убийства.
Конечно, я чувствовал, что после такой большой неопределённости детективы сумеют извлечь из этого человека нечто конкретное. Без сомнения, теперь даже я начну видеть хотя бы часть того «света», который уже указывал путь месье Пико.
