Лин Гамильтон - Китайский алхимик
— Я больше не буду за ней охотиться, — ответила я. — С меня довольно.
Но жизнь — все-таки сложная штука. Я действительно перестала охотиться за танской серебряной шкатулкой, по крайней мере пока, но хотя я еще не осознавала ее зловещего присутствия, шкатулка сама начала охоту за мной.
Я пыталась уснуть. Правда, пыталась. Мои ноги гудели от усталости, но когда мне удалось на мгновение погрузиться в сон, по ним пробежала судорога. Засыпая, я видела парящее в углах комнаты сине-серое лицо Бертона. Примерно через час я решила, что лучше всего пойти прогуляться.
Как всегда, стоило мне выйти из отеля, как ко мне подбежал человек, желая узнать, не нужно ли мне такси. И как обычно, я отказалась. Я часто видела этого добродушного парня. Похоже, дела у него шли не слишком хорошо. Он сказал, что его зовут Питер. Я назвала свое имя. Взяла карточку и пообещала, что если мне когда-нибудь понадобится такси, чтобы поехать в аэропорт или куда-либо еще, я сразу же позвоню ему. Он просиял. Избавившись от Питера, я прошла мимо женщины, подметавшей улицу перед отелем. Улицы Сианя были очень чистыми, что удивляло, но, возможно, поддержанию чистоты помогала маленькая армия женщин, которые весь день до самого вечера мели улицы.
Какое-то время я прогуливалась, заглядывая в магазины и наблюдая за прохожими. Я поднялась на балкон Колокольной башни, откуда было видно лишь оживленное уличное движение и ничего более. Я попыталась представить, как выглядел Сиань во времена Просвещенного государя. Современные городские стены были возведены в эпоху правления династии Мин, а не Тан; хотя минские стены повторяют крепостные валы старого города, Колокольная башня находится уже в другом месте. В эпоху Тан город был больше, в нем проживало много народу, и он представлял собой огороженные стенами кварталы. На севере располагался дворец императора, а к югу от него — Императорский город, где работали мандарины и остальные люди. Богачи в основном жили в роскошных поместьях в восточной части города. На востоке и западе располагались рынки, трактиры, храмы, разнообразные лавки, как и сейчас, вот только неонового освещения не было. Когда я стояла на башне, солнце уже опускалось к горизонту. Скоро весь город будет в огнях. В танские времена на закате дворцовые барабаны возвещали о закрытии дворца. Затем начинали бить барабаны на Барабанной башне, после чего запирали ворота кварталов.
Зрелище было красивым, но я все еще не оправилась после смерти Бертона и чувствовала, что должна как-то почтить его память. Я не знала, как это сделать, но понимала, что не успокоюсь до тех пор, пока не сделаю что-нибудь. Тут мне в голову пришла мысль отправиться в даосский храм Басянь Гун и зажечь в честь него благовония в зале Сунь Симяо, врача и алхимика. Если кто и будет приглядывать за Бертоном на том свете, то только Сунь Симяо. Возможно, он даже поймет, в отличие от меня, зачем Бертон выпил серебро.
Я пошла тем же путем, что и раньше, через восточные ворота в конце Дун Дацзе, а оттуда — вдоль узкого парка у городских стен. Смеркалось, но на небе все еще сияла оранжевая полоска, что бывает только зимой. Любители тай-чи, музыканты, люди с птицами ушли с улиц. Теперь мне попадались лишь малочисленные молодые пары, лениво бредущие, держась за руки.
Ожидая на светофоре в том месте, где небольшая улица ведет к кварталу вокруг Басянь Гун, я заметила знакомую фигуру — по крайней мере, так мне показалось. Я решила, что это мистер Подделка, на сей раз на велосипеде с плетеной корзиной, в которой лежало что-то завернутое в коричневую бумагу. Мне показалось, что сверток как раз нужного размера. Я попыталась протиснуться в потоке велосипедистов и пешеходов, но он увидел меня прежде, чем я успела подойти. Он очень рискованно, на мой взгляд, ринулся прямо в поток машин, перескочив разделительную полосу на оживленной улице, идущей параллельно восточной стене, и направляясь в старый квартал за жилыми домами.
Я остановила на углу велорикшу и попыталась объяснить ему, что надо следовать за мужчиной на велосипеде. Он меня не понимал. Наконец мне удалось втолковать, что я хочу попасть в Басянь Гун, поскольку примерно в том же направлении отправился и мистер Подделка. Я надеялась, что по пути еще увижу его.
Этого не случилось, но когда я добралась до храма, то была почти уверена, что это его велосипед стоит на переднем дворе. Теперь плетеная корзина была пуста. Либо содержимое свертка являлось настолько ценным, что его нельзя было оставить у входа в храм, что наводило на определенные мысли о том, что же находилось внутри, либо мужчина унес сверток в храм с какой-то другой целью. Я заплатила велорикше и вошла во двор, но когда купила входной билет, молодого человека я уже не видела.
Я была почти уверена, что в храме был только один вход, но вдруг вспомнила, что мне показалось, будто я видела задние ворота. Оставался вопрос: неужели он бросил велосипед? Прошло несколько минут, молодого человека все не было, и я вошла в храм, пройдя по прелестному изогнутому каменному мостику в первом дворике, чтобы осмотреть зал, после чего пересекла другой двор и вошла в следующий зал. В храме царила полная тишина. Кажется, я была единственным лишним здесь человеком. Несколько верующих зажигали благовонные палочки и стояли на коленях в молитве, а время от времени на глаза попадался священнослужитель в черной шапке, рубашке и коротких черных штанах. Моего молодого человека нигде не было видно.
Я нашла его в зале, посвященном врачу и алхимику Сунь Симяо. Он стоял на коленях, сжав руками зажженные палочки, кланяясь, что-то бормоча и раскачиваясь взад-вперед, но я так и не смогла как следует разглядеть его лицо, чтобы убедиться, что это действительно он. Сверток лежал рядом. Внутри деревянного ограждения, отделявшего верующих от изображения святого, сидел на низеньком стуле священник с палочками в руках и, причмокивая, ел лапшу. Наверное, в даосском храме Сианя это было в порядке вещей, но мне показалось, что нехорошо мешать человеку во время молитвы. Я отпрянула назад, не зная, на что решиться, и тут молодой человек увидел меня. Он подскочил, выронив из рук палочки, схватил сверток, промчался мимо меня и направился к выходу, где ждал его велосипед. Я последовала за ним как можно быстрее.
Велосипеда уже не было. Не успела я сообразить, что это значит, как молодой человек вскрикнул и вылетел на улицу. Я последовала за ним, пытаясь не выпускать его из виду, по мере того как он все сильнее углублялся в старый квартал, который прежде казался мне таким привлекательным, а теперь выглядел угрожающе. Становилось все темнее, быстро сгущались сумерки. Я не могла одновременно следить за мужчиной и смотреть по сторонам, поэтому все отчетливее понимала, что заблудилась. Мне не удавалось прочесть уличных знаков, и все вокруг вдруг стало совершенно одинаковым. Я все сильнее выделялась в толпе. Многие люди пристально на меня глядели. Они меня не забудут.
