Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)
Глава 8
Недурной приют
Могилы – недурной приют,
Но там обняться не дают[77].
Инспектор сурово уставился на Роберта с таким видом, будто это откровение уже давно витало в глубинах его сознания в чистом и нематериальном виде, и ему было обидно, что его столь прямо облекли в грубую и ограниченную словесную форму. Таким взглядом одаривают человека, который, уснастив свою речь тонкой и точной литературной аллюзией, тотчас же оскоромился шаблонной пошлостью расхожей поговорки.
– Вы подтвердите это под присягой? – спросил он непроизвольно. Вопрос был чисто риторическим, и инспектор явно не подозревал, что метод принуждения к правдивым показаниям, который этот вопрос влек за собой, устарел по меньшей мере три века назад.
– Ну, – сказал Роберт, начав констатировать очевидные смягчающие обстоятельства, без чего трудно обойтись, когда имеешь дело с кем-то изрядно несообразительным, – я подтвержу под присягой тот факт, что она вернулась в ту комнату. Естественно, я не могу быть уверен, что она унесла револьвер с собой.
Инспектор, слегка нахмурившись, пренебрег этой осторожной, законной поправкой.
– Ну, уж из этого, сэр, мы можем сделать собственные выводы, – произнес он с агрессивностью человека, заявляющего о своих исключительных правах. – Благодарю вас, мистер Уорнер, вы нам очень помогли… в самом деле, очень помогли, – добавил он более многозначительно, почувствовав, что был недостаточно выразителен.
Роберт скромно удалился. Инспектор подыскивал в уме слова, подходящие для выражения приятного удивления, и, не найдя ничего, отказался от обязанности комментировать события и спросил у всей компании:
– Ну, и что мы на это скажем?
Найджелу, по крайней мере, сказать было нечего. Появился факт, о котором, казалось, в данный момент ничего больше и не скажешь, но факт, вне всякого сомнения, интересный.
– Любопытно, – выдал он мрачновато, с сознанием бессмысленности этого утверждения.
– Совершенно бесполезно, – ответствовал невыносимый Фен.
– Подлежит дальнейшему расследованию, – буднично заметил сэр Ричард.
Этого последнего замечания, по-видимому, оказалось достаточно, чтобы должным образом заполнить неуютную пустоту в мозгу инспектора.
– И расследование состоится, – заявил он с выражением, какое, пожалуй, приводило на ум прокрастинаторскую доблесть Ахилла, которого было никак не дозваться на сражение с троянцами. – Что касается остального в допросе мистера Уорнера, то мне так или иначе, – он подчеркнул местоимение «мне», словно бросая всем вызов: «попробуйте отрицательно отнестись к этому мнению», – кажется очевидным, что мистер Уорнер таки провел ночь со среды на четверг с мисс Хаскелл.
– Если вы думаете, что это имеет какое-то отношение к делу, Кордери, – холодно произнес сэр Ричард, – то, несомненно, правы в своей настойчивости. Но вам следует помнить, что вы полицейский, а не комитет по защите нравственности.
Инспектор принял этот выговор с приличествующим случаю раскаянием.
– Все же, сэр, – сказал он, – вы должны признать, что это может иметь весьма важное значение в данном деле.
– Все это начинает мне надоедать, – внезапно вмешался Фен, – и я уйду, если так будет продолжаться. Мы совершенно потеряли главное в неразберихе штатного расследования. – Он посуровел. – Существуют только два вопроса, которые нужно решить прежде всего: первый – была ли эта смерть самоубийством – я объяснил, почему очевидно, что не была. (И кстати: вы заметили, что на полу из сосновых досок – довольно податливого материала – не осталось вмятины на месте падения пистолета? Еще одна неувязочка.) И второй: коль скоро это – очевидное убийство, то каким образом его совершили.
Тут его тон стал заунывным:
– Вот и все немногочисленные действительно важные вопросы, которые нужно решить, и все будет закончено. Но они осуждены потонуть в массе неважного… материала. – Он произнес это слово с отвращением, усиленным ощущением невозможности придумать что-нибудь еще более выразительное. – Да, для детективного романа, где требуется закамуфлировать важные вещи, это нагромождение сошло бы – хотя, должен сказать, я считаю, что можно придумать и более интересные формы камуфляжа…
Сэр Ричард внезапно встрепенулся.
– Право, Джервейс, если и есть на свете что-то, чего я терпеть не могу, так это детективные рассказы, в которых один из героев излагает свои взгляды на то, как нужно писать детективы. Как будто мало того, что детектив у нас такие рассказы почитывает (ну, без этого-то не обойтись)…
Волна непреодолимой ярости накатила на инспектора.
– Это вы отходите от главного! – хрипло проревел он. – Проблема не в том, как было совершено убийство, хоть и это тоже важно. Проблема в том, чтобы понять, кто его совершил.
– Но ведь нам это известно, правда? – сказал Фен с нарочитым ехидством.
Инспектор замолчал. Казалось, он мобилизует свои силы для титанического противостояния столь оскорбительному намеку. Его нижняя челюсть отвисла, кровь прилила к порозовевшим щекам. Но наготове не оказалось подходящих словесных приемов, и, нехотя оставив мысль скорчить мину пооскорбительней, он решил прибегнуть к неуклюжей иронии намеков.
– Может, вы знаете, сэр? – выдавил он.
– Да, я знаю, – просто ответил Фен.
Сэр Ричард мгновенно стал самим воплощением грубовато-добродушного, дружелюбного здравого смысла:
– Чепуха, Джервейс!
– Я действительно знаю, – простонал Фен, войдя в роль человека, считающего, что коллеги вечно его не понимают. – Я знал это уже через три минуты после того, как вошел в ту комнату.
– Три ми!.. – Любопытство боролось с негодованием в мозгу сэра Ричарда и внезапно одержало победу. – Ну, и кто же?
– Хм!
Сэр Ричард воздел руки ладонями кверху в традиционном жесте разочарования.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Опять мистификация, надо думать, и мы об этом так и не узнаем до конца последней главы.
– Ничего подобного, – высокомерно сказал Фен. – Это дело еще не завершено. Просто я не могу понять, почему этот человек это сделал.
– Святые угодники! Разве у нас не достаточно мотивов?
– Это все сексуальные мотивы, мой дорогой Дик. А я не верю в crime passionnel[79], особенно когда страсть оказывается, как в данном случае, в основном чувством досады. Деньги, месть, безопасность – вот вероятные мотивы, и я должен найти один из них. Да и, сказать начистоту, некоторые детали – возможно, несущественные – все-таки пока у меня ни с чем не вяжутся.
