Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом
– Скажите, вы не будете возражать, если я испытаю на вас одну свою идею? – спросил я. – Она пришла ко мне буквально только что, и я все равно не смогу сосредоточиться ни на чем другом, пока не обговорю ее с кем-то.
– Конечно, пожалуйста.
– Когда вы обернулись сейчас на дом, я вдруг вспомнил одну фразу леди Плейфорд, которую она произнесла, когда мы с сержантом О’Двайером говорили с нею совсем недавно.
– Продолжайте.
– Она спросила: какой смысл Софи Бурлет притворяться, что она видела Клаудию Плейфорд, если на самом деле она видела Дорро Плейфорд?
– Дорро? Не понимаю. Что, кто-то обвиняет Дорро…
– Нет. Как раз наоборот, – заверил я его. – Леди Плейфорд заявила нам, что Дорро в ее списке тех, кто никак не мог совершить это преступление. Тогда она и спросила: зачем Софи Бурлет говорить, будто она видела, как Скотчера убивала Клаудия, если на самом деле это была Дорро? Леди Плейфорд задала этот вопрос так, словно ответ на него настолько очевиден, что и говорить не о чем: «Ну, конечно, она бы так не сказала!» Также решили и мы с сержантом О’Двайером, так думал и я всего минуту назад.
– А как вы думаете теперь? – спросил Гатеркол.
– Пройдемся? – предложил я. Он пожал плечами, но все же пошел за мной.
Я решил, что не будет вреда, если я поделюсь с ним своей идеей. Позже я даже могу рассказать об этом Пуаро.
– Предположим, Софи действительно видела, как кто-то – кто именно, мы пока не знаем, – с силой опустил дубинку на голову бедного Скотчера раз, другой, а может быть, и третий. Это зрелище привело ее в такой ужас, что она подняла крик и кричала не останавливаясь до тех самых пор, пока все обитатели дома не сбежались к ней, узнать, в чем дело.
– Так, по ее словам, и было, – подтвердил Гатеркол, когда мы проходили по лаймовой аллее.
– Вообразите ужас, который охватил ее, когда она увидела, что это происходит с любимым ею человеком. Кто угодно на ее месте визжал бы как резаный.
– Вполне возможно.
– Вообразите еще вот что: в состоянии шока вы поднимаете страшный шум. Вы ничего не можете с собой поделать. Вдалеке уже слышны поспешные шаги и крики: «Что там еще стряслось?» Вы понимаете, что все скоро будут здесь и станут расспрашивать вас о том, что вы видели, вам придется объяснять, что вы стали свидетелем убийства… и тут вас осеняет!
– Что?
– Что вы не можете принудить себя назвать имя того человека, который только что, на ваших глазах, забил Скотчера до смерти, – сказал я. – Потому что этого человека вы хотите выгородить во что бы то ни стало, что бы тот ни натворил. И как вы поступаете? Конечно, лжете, но как можно ближе к правде, и потому называете человека, который вам не нравится и которым вам не жаль пожертвовать – Клаудию Плейфорд, – вместо настоящего убийцы. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел, как вы подняли голову и взглянули на окно кабинета леди Плейфорд. Я видел, как вы это сделали, понимаете? Бессмысленно говорить мне, что вы этого не делали, потому что я все видел. «Только вот зачем? – недоумевал я. – Неужели он хотел сначала убедиться, что она не смотрит, прежде чем пускаться в разговор со мной?» То же произошло и с Софи Бурлет, – продолжал я. – Она закричала, потому что не могла удержаться, и благодаря ее крикам мы прибежали и узнали об убийстве Джозефа Скотчера, но, раз она кричала, она уже не могла притвориться, будто не видела, кто это сделал. Ведь Софи стояла прямо у входа, а его застывшее тело лежало на полу всего в нескольких шагах от нее! И тогда, не желая называть имя настоящего виновника, она решила солгать и обвинить Клаудию, хотя на ее месте мог быть кто угодно. И тогда ответ на вопрос леди Плейфорд о том, зачем Софи сказала, что видела Клаудию, когда на самом деле это была Дорро, предельно прост: Софи хотела во что бы то ни стало спасти от виселицы истинного убийцу.
Гатеркол внезапно остановился.
– Вы не станете возражать, если я укажу на погрешность в ваших рассуждениях?
– Пожалуйста, продолжайте.
– Если б Софи хотела защитить убийцу Скотчера, она могла вообще не говорить, что видела его. Тот факт, что она нашла изувеченное тело любимого человека, вполне объяснял ее вопли. Никто из нас не усомнился бы, что это было для нее достаточным потрясением.
– Разумеется. Но ей, в ее состоянии глубокого потрясения и даже шока, такое просто могло не прийти в голову.
– Может быть, – согласился Гатеркол неохотно.
– Вы ведь тоже спустились по лестнице? – спросил я у него, когда мы продолжили нашу прогулку.
– Прошу прощения?
– Я имею в виду, когда Софи подняла шум, вы тоже спустились со второго этажа, как и все остальные? Вы появились так внезапно, к тому же были одеты для выхода, насколько я помню. А перед этим я не мог вас найти.
– Я выходил. Прошелся до реки и обратно. Вода меня успокаивает. Вечер вчера был… не очень спокойным.
– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос: где вы были, когда закричала Софи?
– Возле входной двери. Я только что вернулся из сада. И сразу направился к источнику звука, туда же бежали все. По-моему, я подошел последним.
Сильно волнуясь из-за того, что я собирался сказать дальше, я прикинулся спокойным и спросил:
– Не возражаете, если я задам вам еще один вопрос? Он не выходит у меня из головы со вчерашнего обеда.
– Что вас интересует?
– Когда леди Плейфорд покинула комнату, у вас был такой вид… ну, вы были просто вне себя. Или глубоко несчастны. В общем, мне показалось, что вас что-то расстроило или разозлило. Вот я и подумал…
– Я беспокоился за леди Плейфорд, – сказал Гатеркол. – Она покинула комнату в ответ на злые слова Дорро – совершенно недопустимые, на мой взгляд.
Я ему не поверил. Его голос изменился, когда он отвечал, стал напряженным и не вполне естественным.
– Недопустимые? Дорро и сама скоро в них раскаялась. Она ведь тоже испытала шок и тревожилась за будущее, свое и Гарри.
– Да, – коротко ответил Гатеркол. – Возможно, я слишком строго ее сужу.
Он явно скрывал от меня что-то важное. Чем быстрее он шагал, чем дольше отводил глаза на ходу, тем крепче становилась моя уверенность.
Наконец я решился.
– Слушайте, я ведь работаю в Скотленд-Ярде. Мой долг – подозревать всех, каково бы ни было совершенное преступление. Но в данном случае я выполняю его не до конца: я подозреваю всех, кроме вас.
– Значит, вы поступаете глупо, – отозвался он. – Ведь вы ничего не знаете о моем характере.
– Думаю, кое-что знаю. А еще я думаю, что вы кое-что скрываете, и это кое-что имеет отношение к тому выражению отчаяния, которое я заметил у вас вчера, в столовой…
– Выражению отчаяния!.. Вы просто увлеклись. Может быть, переменим тему?
