Ипполит Рапгоф - Тайны японского двора. Том 2
— Ко мне ли это письмо? — спросил он лакея, ожидавшего ответа.
— Так точно, мосье. Мусме, приносившая это письмо, назвала вашу фамилию.
Барон удивился. Письмо было на японском языке. Он обратился к лакею.
— Вы понимаете по-японски?
— Как же, мосье. Я тут живу двенадцать лет.
— Так переведите мне эти строки.
Лакей подошел к окну и начал читать.
«Дорогой барон! Я жажду вас видеть. Приходите погулять в Оссувском парке в час после обеда. Я буду одна. Меня отпустили на весь день. Целую вас, как вчера. Ваша Фиалка».
— Передайте, что буду, — сказал барон.
Лакей поспешно удалился.
Бароном овладело неприятное чувство. Он в душе сознавал, что поступает скверно, что подобного поступка с его стороны не заслуживала Хризанта, так беззаветно и бескорыстно полюбившая его.
— Но это больше не повторится, — успокаивал он себя, — я ей при свидании во всем сознаюсь.
Внутренний голос убеждал его отказаться от свидания. Но соблазн был слишком силен. Он жаждал встречи с гейшей.
— Погуляю с нею полчаса в Оссувском парке и немедленно вернусь, — успокаивал он себя. — Мне некогда, да и к чему возобновлять то, что во мне вызывает раскаяние.
Тем не менее он, принялся одеваться, видимо торопясь. В номер внесли черный кофе, еще накануне заказанный. Барон подсел к окну и закурил сигару. Его глазам открывался чудный вид на длинный бульвар, ведущий к морю. Солнце ярко освещало левую сторону Нагасакского рейда. Вид моря и чудный ландшафт на минуту приковали к себе его внимание. Он даже забыл о кофе. Вдали раздавался монотонный звук гудка. Он взглянул на часы. Была уже половина первого. Сделав глоток, он отыскал шляпу, трость и быстро направился к выходу.
LXIV. Ямато
Честолюбивый Ямато не забыл воспользоваться влиянием могущественного магараджи. Он поспешил напомнить ему о себе и добился производства в следующий чин.
Оп вспоминал те приятные минуты, когда Хризанта на пароходе «Виктория» позволила ему целовать свои руки и даже не разубеждала его в самых смелых мечтах. Он теперь лишь понял, что Хризанта над ним смеялась, что он для нее не представляет никакого интереса, но вместе с тем для него была совершенно непонятна сокровенная цель шаловливой принцессы.
Это его мучило и угнетало. Самолюбие его страдало. Быть игрушкой в руках такой молоденькой и неопытной девочки ему казалось унизительным, и он готов был отомстить за это.
Стороной он узнал, что Чэй-И торопился изловить в Нагасаки барона. Он знал, что из Иошивара для этой цели послана Фиалка, но этого ему казалось недостаточным. Ему хотелось отличиться во второй раз, чтобы снова иметь право на великие милости магараджи.
Чэй-И прекрасно знал Ямато и последний надеялся, что им воспользуются для этой цели.
Недолго размышляя, Ямато добился аудиенции главы чейтов, который охотно согласился на его предложение. Ямато не откладывал своего путешествия в долгий ящик и день спустя уже уехал в Нагасаки, сделав магарадже прощальный визит. Магараджа его принял очень ласково и на всякий случай выдал ему чек в 500 фунтов на англо-японский банк.
Ямато, хотя и был женат, но, уезжая в Париж, как бы забыл о существовании своей жены, которая, кстати сказать, не считала себя вправе напоминать ему о своей персоне.
Это был тип азиата с примесью американского карьериста. Раз дело касалось служебной карьеры, он ничего не хотел знать.
Несчастная, забитая жена, к счастью, редко видела своего тирана. Раз в месяц он приносил ей сто иен на содержание ее и ребенка, а затем исчезал неведомо куда.
В Токио его все знали, и хотя он и не пользовался особой симпатией, тем не менее его приглашали как человека, которому были известны все интимные новости города.
Он сумел также завязать сношения с некоторыми представителями печати.
Токийские журналисты дорожили его знакомством, так как получали от него весьма ценные сведения, а потому иногда помещали заметки, в которых Ямато проводил свои далеко не чистоплотные замыслы. Он преследовал своих врагов и соперников с поразительной настойчивостью, почему его многие боялись и зачастую уступали ему в его далеко не всегда законных притязаниях.
Накануне отъезда в Нагасаки он заехал к жене и оставил у нее целый саквояж разных бумаг и значительную сумму денег.
— Эти бумаги и деньги, — сказал он, — спрячь до моего приезда.
Такую предосторожность Ямато объяснял небезопасностью исполняемых им поручений.
В Нагасаки его знали лишь как офицера, полк которого шесть лет стоял в Нагасаки. Родня жены также находилась там, почему приезд Ямато не мог обратить на себя особого внимания.
LXV. Гейша и барон
Несмотря на отдаленность гостиницы «Бель-Вю» от Оссувского храма, барон решился пойти пешком. Предосторожности ради он захватил с собой револьвер.
Бодрой, решительной походкой прошел он Токийский проспект, затем повернул налево и через двадцать минут очутился у красивого каменного мостика с причудливыми барельефами из литой бронзы.
То был пешеходный мостик в Оссувский парк. Против спуска, у которого толпились нищие, находилась маленькая часовня-клетка с белой священной лисицей внутри.
Маленький служка стоял рядом со слепым старцем, сидевшим на траве и игравшем на самизене. Он пел заунывные священные песни, прославлявшие предков.
Служка, держа в руках тарелку, просил милостыню. На тарелке было много сенов, но виднелись и серебряные монеты в десять и двадцать сен.
Несколько поодаль от часовни находился курятник. Эти куры были тоже священны и их кормили, в знак благочестия, рисом, пшеном и кукурузой.
Миновав толпу назойливых попрошаек, барон очутился на большой площади.
Он остановился в недоумении перед красивым фонтаном, не зная, куда пойти.
Боясь заблудиться, он подождал, не пройдет ли кто-нибудь из иностранцев.
Закурив сигару, барон задумался.
В мраморном бассейне, точно в аквариуме, плавали причудливые японские рыбки. Барон залюбовался прелестными экземплярами морских львов-лилипутов, как вдруг почувствовал, что кто-то коснулся его плеча.
Он оглянулся. Перед ним стояла Фиалка…
Она смеялась радостным серебристым смехом.
— А я не одна, я привела с собою мою подругу Азалию, у которой такие же голубые глаза, как у тебя, мой друг, — промолвила она, бросаясь к нему с беззаботным, счастливым смехом.
Барон оглянулся.
— Она ждет около китайского павильона. Ее тут нет, — сказала Фиалка на ломаном английском языке.
Барон и Фиалка направились по указанному последней пути. Вдали виднелся причудливый пестрый зонтик, окаймлявший, точно сиянием, овальное лицо красивой малайки.
