Эллери Квин - Лицом к лицу
Фрэнкелл выглядел обрадованным.
Эллери заметил, что окружной прокурор выполняет свою работу без обычного joie d'ouvrer.[43] Очевидно, подумал Эллери, ему не по душе ни само дело, ни его свидетели. За исключением официальных лиц вроде инспектора Квина и сержанта Вели, свидетели обвинения, вызванные в суд повесткой — Карлос Армандо, Гарри Берк, Роберта Уэст и сам Эллери, — сочувствовали подсудимой. При перекрестном допросе они вели себя куда более покладисто, чем при прямом.
Тем не менее окружному прокурору удалось весьма убедительно изложить дело против Лоретт Спанье. Насколько известно, она последней находилась наедине с Глори Гилд перед смертью певицы. Ее показания относительно времени ухода из квартиры Гилд, возвращения домой пешком через Центральный парк и прибытия в свою квартиру ничем не подтверждались. Револьвер 38-го калибра, ставший орудием убийства Глори, был найден в квартире обвиняемой в ее шляпной картонке. Она являлась главной наследницей огромного состояния жертвы. Наконец, прокурор добавил, что она брошена жертвой в раннем детстве на произвол судьбы, намекая, что мотивом могла быть не только корысть, но и ненависть.
Присяжные выглядели достаточно впечатленными. Они упорно избегали смотреть на детское личико подсудимой.
Единственным свидетелем защиты был Маггер. Он совсем не походил на того оборванца, каким его в прошлый раз видели друзья Лоретт. На нем были аккуратно выглаженный костюм, чистая белая рубашка, темный галстук и начищенные до блеска ботинки; он был гладко выбрит и абсолютно трезв, напоминая работягу-водопроводчика, приодевшегося перед походом в церковь.
— Херман наверняка заявит, что это мы его принарядили, — шепнул адвокат Эллери. — Но присяжных будет нелегко заставить забыть, как прилично выглядит этот парень. Лично я думаю, что Херману придется потрудиться. Более того, он это знает. Посмотрите на его нос.
Ноздри окружного прокурора раздувались и втягивались, словно ища дурной запах, который они, несмотря на весь свой опыт, не могли учуять.
Выяснилось, что настоящее имя Маггера — Кертис Перри Хэтауэй. Фрэнкелл быстро вытянул из него сведения о том, почему его «иногда» называют Маггером. («Зачем вы об этом спросили?» — осведомился позже Эллери. «Потому что, — ответил адвокат, — если бы я этого не сделал, то его спросил бы об этом Херман. Я просто вырвал у него жало».)
— Каким образом вы получили это прозвище, мистер Хэтауэй?
— В детстве я сломал нос, играя в бейсбол, — ответил Маггер. — Это обезобразило мою физиономию, а я к тому же привык строить рожи, так как стыдился этого. Вот меня и прозвали Маггером.
— О господи! — пробормотал Гарри Берк.
— Вы находитесь под присягой как свидетель защиты, я бы сказал — самый важный свидетель, — продолжал Юрай Фрэнкелл. — Поэтому нам нужно быть твердо уверенными, что судья и присяжные понимают, кто вы и какое отношение имеете к делу, дабы позднее никто не мог заявить, будто мы пытались что-то скрыть…
— Он имеет в виду меня! — всполошился окружной прокурор. — Я возражаю против такой формулировки!
— Мистер Фрэнкелл, у вас имеются еще вопросы к этому свидетелю?
— Очень много, ваша честь.
— Тогда задавайте их.
— Мистер Хэтауэй, вы только что объяснили нам, каким образом получили прозвище Маггер. Есть для этого какая-либо иная причина?
— Для чего?
— Для того, чтобы вас так называли.
— Нет, сэр, — ответил Маггер.
— Мистер Хэтауэй… — снова начал Фрэнкелл.
— Подсказка свидетелю! — перебил окружной прокурор.
— Не вижу, в чем произнесение имени свидетеля может быть подсказкой, — отозвался судья. — Продолжайте, мистер Фрэнкелл.
— Мистер Хэтауэй, на вас есть досье в полиции?
Маггер выглядел обескураженным.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Не важно почему. Отвечайте.
— Меня несколько раз арестовывали. — Тон Маггера подразумевал: «А кого нет?»
— По какому обвинению?
— Они называли это уличным ограблением. Да я в жизни никого не грабил! Когда грабишь людей, ты их обижаешь, а я не из таких. Но если тебе хоть раз это пришили…
— Свидетель, ограничьтесь ответом на вопрос, — прервал судья. — Мистер Фрэнкелл, мне не нужны речи вашего свидетеля.
— Отвечайте на мой вопрос, мистер Маггер.
— Но они мне шьют…
— Не является ли это еще одной причиной, по которой вас иногда называют Маггер, мистер Хэтауэй? Ведь полиция несколько раз ловила вас во время попытки ограбления.
— Я же говорил вам — они мне пришили…
— Хорошо, мистер Хэтауэй, мы вас поняли. Но главная причина, по которой вы с детства носите это прозвище, заключается в том, что вы в детстве сломали нос, играя в бейсбол, а потом часто корчили забавные гримасы?
— Да, сэр.
— Мне казалось, этого свидетеля вызвали давать показания в пользу вашей подзащитной, а не себя самого, — обратился судья к Фрэнкеллу. — Нельзя ли перейти к делу?
— Да, ваша честь, но мы не хотим ничего утаивать от суда и присяжных…
— Попрошу без демагогии, адвокат!
— Хорошо, сэр. Мистер Хэтауэй, вы знали человека по имени Джон Тьюмелти?
— Кого-кого? — переспросил Маггер.
— Более известного как Спотти.
— Ах, Спотти! Конечно, знал. Он был моим приятелем.
— Где он сейчас?
— В холодильнике.
— Вы имеете в виду, в городском морге?
— Ага. Вчера вечером его прикончили. Кто-то воткнул ему перо в спину, пока он дремал. — Маггер говорил с возмущением, словно ему было бы легче, если бы Спотти погиб, будучи настороже и стоя лицом к лицу с убийцей.
— Поэтому Спотти не свидетельствует сегодня в пользу мисс Спанье?
— Возражаю! — крикнул прокурор, взмахнув кулаком.
— Протест принят, — кивнул судья. — Вы сами отлично это знаете, мистер Фрэнкелл. Вычеркните вопрос. Присяжные не должны его учитывать. — Маггер открыл рот. — Свидетель, не отвечайте! — Маггер тут же закрыл рот. — Продолжайте, защитник.
— Прежде чем мы перейдем к самой сути вашего свидетельства, мистер Хэтауэй, — сказал Фрэнкелл, — я хочу прояснить кое-что для этих добрых леди и джентльменов из жюри. Я спрашиваю вас — и помните, что вы под присягой, — предлагали ли вам деньги или другое материальное вознаграждение за ваши показания по этому делу?
— Не предлагали ни цента, — не без горечи ответил Маггер.
— Вы в этом уверены?
— Конечно, уверен.
— Подзащитная тоже не предлагала?
— Кто-кто?
— Леди, которую обвиняют.
