Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда
Селина Ффолкс заморгала, как испуганный олененок.
– И раз уж мы этого коснулись, милочка, – пробормотала Кора Резерфорд, – вы никогда не задумывались, что стихи его были настолько свободными, потому что никому и в голову не приходило платить за них?
Селина теперь, казалось, могла заплакать в любую секунду, и актриса сразу же ее пожалела.
– Прости, что я дала волю языку, радость моя, – сказала она. – Но я никак не могла удержаться.
– Послушайте, мисс, – сказал Трабшо, – думается, мисс Резерфорд и я всего лишь неуклюже хотели выразить мнение, что Реймонд Джентри никак не был достоин уважения такой девушки, как вы. Не слишком симпатичная личность, ведь так?
– Да! – вскричала Селина, и глаза у нее засверкали. – Да, возможно, это и так. Но он был таким живым, как вы не понимаете? Он был умен, с ним было весело, и он расширял мои горизонты! Ах, я понимаю, как глупо и по-детски это должно звучать для вас, но в сравнении с миром Рея в моей собственной жизни все выглядело таким сморщенным и высохшим! До моей встречи с ним я знала только этот дом, и деревню, и окрестности. Ну а мне хотелось получить от жизни что-нибудь получше! Я свободная, белая, и мне двадцать один год, и я хотела всего, что только есть в этом безумном мире, – и мехов, и дорогих вин, и необузданных экстравагантных вечеринок! И не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту. Было ли это так уж дурно с моей стороны?
Ее голос внезапно снизился на октаву.
– Нет, не отвечайте, не надо, – произнесла она тоскливо. – Это было дурно, я знаю. Теперь я понимаю.
– Почему, – очень мягко спросил Трабшо, – вы это поняли?
Селина погасила сигарету, сделав не более одной-двух нервных затяжек.
– Мистер Трабшо, раз вы опрашивали моих родителей и их друзей, вы, конечно, уже знаете, как нестерпимо неуважительно и грубо Рей держатся со всеми ними, едва мы приехали. Я наблюдала его с возрастающим ужасом – наблюдала, как он не мог удержаться, чтобы не подковырнуть их, не заставить их поежиться. Ну, словно это было у него в крови. То, что в «Клубе Кафки» мне помнилось таким веселым, остроумным, проникающим, теперь представилось просто глупым, высокомерным и жестоким.
Это ведь было одним из его любимых словечек, вы знаете, «проникающий». И мне тогда казалось просто замечательным, как он применял его ко всему и всем. Здесь, однако, я в первый раз поняла, каким пустым, дешевым, бессмысленным было это слово – такое, которым только пошлый всезнайка вроде Рея придумал бы пользоваться. Словом, единственным назначением которого было уничтожать других людей. Всякий раз, когда я слышала, как он – здесь, здесь в этом доме, в моем доме и перед моими родителями и их друзьями, МОИМИ друзьями, МОИМИ подлинными друзьями, – всякий раз, когда я слышала, как он называет кого-то или что-то «проникающим», мне хотелось закричать!
Я теперь видела его, каким он был на самом деле, и не могла дождаться, чтобы Рождество кончилось, и он бы укатил назад в Лондон на этот раз один, и чтобы я больше никогда его не видела… и не слышала!
Она повернулась к своим родителям, которые жадно ее слушали.
– Это правда… мамочка… папочка. Я так страшно, страшно сожалею о том, чему вас подвергла, но клянусь, что даже прежде… прежде того, что с ним случилось, я твердо решила порвать с ним. Прежде, чем это зашло дальше… зашло слишком далеко…
– Селина, деточка моя, – вскричала Мэри Ффолкс, заключая ее в душащие объятия. – Я всегда знала, что ты в конце концов поймешь, каким он был отвратительным человеком.
– Я поняла. Но чего стоит Рей, мне показал Дон.
– Дон? – повторил старший инспектор. – Но при чем тут он?
– Ну, как я уже вам сказала, Дон с самого начала был несчастен, с самого начала поездки сюда из-за того, как Реймонд всем распоряжался, и я видела, как он молча терпит присутствие Рея и просто умирает поставить его на место. Затем, когда Рей омерзительно напился – еще одна его привычка, которую я находила очаровательной, как ни странно вам это покажется… когда Рей начал язвить даже меня, мою игру на рояле, Дон вскочил и напрямик пригрозил…
Инстинктивно ощутив реакцию Трабшо на ее последнее слово, Селина не договорила.
– Я… не имела в виду, – начала она бормотать. – Просто в сравнении с Реем Дон был… ну, вы понимаете… он был таким… таким мужественным… таким…
Старший инспектор не преминул воспользоваться своим преимуществом.
– Что Дон пригрозил сделать с Реймондом Джентри? – почти прикрикнул он на нее.
– Я ПРИГРОЗИЛ УБИТЬ ЕГО.
Трабшо резко повернулся к молодому американцу, который произнес эти слова.
– Что вы сказали?
– Вы слышали, что я сказал. Я пригрозил убить его.
– Ах, Дон, – прошептала Селина, – мне надо было промолчать, я не хотела…
– Брось! Он все равно бы докопался.
– Значит, вы угрожали убить его, так? – сказал Трабшо. – Ну-с, это интересно – интересно по причине, понятной нам всем, но еще и потому, что мисс Маунт не упомянула о ваших словах, излагая события этого вечера.
– Угу, – сказал Дон, поглядев на писательницу, – я тоже это заметил.
– Боже Великий! – воскликнула Эвадна Маунт. – Казалось бы, ясно, почему я о них не упомянула. Люди то и дело угрожают убить кого-нибудь – я даже слышала, как четырехлетние дети грозили убить своих родителей, – и практически в каждом случае, в девяносто девяти и девяти десятых процента их, держу пари, за этим не стоит ровнехонько ничего. Но полиция, разумеется, вцепилась бы в подобную угрозу, и не забывайте, Трабшо, я пока еще не видела вас в действии. Вы вполне могли бы оказаться одним из тех полицейских, которые всегда готовы прийти к лежащему на поверхности и наиболее очевидному выводу.
– Да, – должен был согласиться Трабшо, – вполне мог бы, тем более что данная конкретная угроза принадлежит оставшейся ноль десятой процента, когда угрожаемый действительно кончает тем, что его убивают.
– Я принимаю ваше возражение, – с неохотой согласилась писательница. – Но любому ясно, что Дон Джентри не убивал.
– Возможно, и не убил бы в одном из ваших «Ищи убийцу!», но мы здесь в реальном мире.
Он снова обернулся к Дону:
– Должен ли я понять, что вы действительно собирались убить Джентри?
– Мне казалось, что я готов был это сделать, – опасливо ответил Дон, – но я его не убивал.
– Тогда почему вы ему угрожали?
– Послушайте, мистер Трабшо, вы же не были знакомы с этой мокрицей.
Он был абсолютно… ну, в смешанном обществе я не могу сказать, что он был абсолютным… но вы же слышали, что думали о нем все остальные.
Со мной это началось раньше. Едва Селина позвонила и сказала, что он присоединится к нам на Рождество. До этого между мной и Селиной все было лучше некуда, и я начинал думать… надеяться, и вот оказался втиснутым на откидное сиденье его «испано-сюизы» и наблюдал, как Селина каждым взглядом говорит ему «мой герой!». Я просто кипел, можете мне поверить.
