Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда
– Видите ли, – объяснила она, – я не просто отдыхала, я думала. Думала обо всем, что видела и слышала здесь последние двое суток. Не просто о… о смерти Реймонда, но обо всем, что привело к ней. У меня так давно не хватало времени, чтобы подумать самой, подумать о себе, о моих друзьях, о моей семье и даже, – она обняла ясным взглядом всех гостей своих родителей, – даже о друзьях моей семьи. И теперь я смотрю на все совершенно по-другому. Так что, мистер Трабшо, если вы желаете расспросить меня, я готова. Я обещаю, что полностью отплакалась.
– Ох, Селина, ты молодчага! – вскричал Дон, и обожание буквально лучилось из его глаз. – Ты просто не представляешь, как мне… как нам всем тебя не хватало! Ну, прямо-таки не хватало!
Это пылкое излияние по какой-то необъяснимой причине исторгло у Эвадны Маунт такой громкий вопль, что остальные буквально подскочили.
– Великие боги! – взревела писательница. – Я была слепа как крот! Ну разумеется! Только так!
Все, включая Селину, обернулись и уставились на нее, заставив писательницу багрово покраснеть.
– Извините, извините, извините! Я хотела сказать… – и она принялась мямлить, явно подыскивая правдоподобный предлог для своей неожиданной вспышки, – …сказать я хотела, да… что, естественно, нам всем очень тебя не хватало! Да-да, Дон точно ударил по шляпке гвоздя!
Секунды потянулись в полном молчании, поскольку подобное поведение было крайне странным даже для писательницы, слывшей на редкость эксцентричной. Затем Трабшо повернулся к Селине.
– Что же, мисс, – объявил он, – не могу отрицать, для меня будет крайне полезным, если вы действительно согласны отвечать на мои вопросы. Но, с другой стороны, ваш отец прав. Если вы все еще в расстройстве, вполне понятном при подобных обстоятельствах, это можно отложить до прибытия местной полиции.
– Нет-нет, – возразила Селина. – Мне кажется, я хочу говорить об этом. Однако я не отказалась бы от сигареты.
Мэдж Ролф наклонилась вперед, подставляя ей пачку «Плейерс», а некурящий Дон тут же схватил со стола полковника пузатенькую серебряную зажигалку в форме лампы Аладдина и услужливо поднес ее к губам Селины.
Она взяла сигарету из пачки Мэдж, грациозно прикурила от огонька Дона и повернулась к старшему инспектору.
– Что, собственно, вы хотите узнать?
– Ну, – начал он с некоторой неуверенностью, – насколько я понял, вы приехали сюда поздно вечером в Сочельник в обществе мистера Дакуорта и жертвы, Реймонда Джентри?
– Совершенно верно. Поначалу я собиралась приехать на поезде только с Доном. Затем Рей, у которого есть автомобиль… – она невозмутимо поправилась, – у которого БЫЛ автомобиль, «испано-сюиза», упомянул при мне, что, пожалуй, было бы забавно разок потерпеть старомодное семейное Рождество в деревне, и предложил отвезти нас обоих сюда.
– Он не был приглашен?
– Нет. Но видите ли, это же был Рей. Если ему что-то втемяшивалось в голову, он не собирался считаться с тем, что вы могли бы назвать буржуазными понятиями о приличиях. Ну, вы понимаете: так принято и так не принято.
– И хотя ваши родители не приглашали и не ожидали его, вы не нашли причин отказаться?
В первый раз с той минуты, когда она вошла в библиотеку, Селина, казалось, испытала некоторую неловкость.
– Это было так в стиле Рея! В нем была властность, знаете ли, и он всегда в конце концов настаивал на своем. Заставлял почувствовать, какая ты мелочная и благовоспитанная, стоило возразить против какого-нибудь сумасшедшего его плана.
– Так что вы не испытывали никаких сомнений из-за того, что он ехал сюда без приглашения?
– Нет, честно говоря, не могу так сказать. Я же все еще сохраняю чуточку благовоспитанности, знаете ли, да-да. И вообще-то я сказала, что прежде позвоню маме и папе. Но Рей сказал, что предварительное предупреждение только испортит сюрприз, и куда веселее, если он явится как снег на голову.
– А как к этому отнесся Дон?
Селина виновато покосилась на Дона, прежде чем ответила:
– Ну, как вы можете сами вообразить, он был чуточку выведен из равновесия. Он-то был приглашен по всем правилам и… Ну, как вы знаете, третий лишний и все такое прочее.
– Но это вас тоже не беспокоило? – спросил Трабшо.
Селина резко откинулась на спинку кресла, а к тому моменту, когда приготовилась заговорить, ее губы сжались в узкую полоску.
– Нет, не беспокоило. Я сказала вам, старший инспектор, что не против ваших расспросов, но я против того, чтобы вы приписывали мне то, чего я не говорила. Я уже призналась, что меня беспокоил приезд Рея сюда без приглашения и что меня заботили чувства Дона. Ведь я очень-очень хорошо к нему отношусь, – все заметили, как второе «очень» добавило ко взгляду пунцово-красного Дона еще больше обожания, – но повторяю, Рей был крайне волевым человеком и если чего-то хотел, то, как правило, добивался. Все, кто его знает… кто его знал, скажут вам то же самое.
– Мисс Ффолкс, – спросил затем Трабшо, – как давно вы были знакомы с Реймондом Джентри?
Селина слегка призадумалась.
– Всего несколько недель. Я познакомилась с ним в «Клубе Кафки».
Брови старшего инспектора полезли вверх.
– Извините, где вы с ним познакомились?
– В «Клубе Кафки». Вы про него не знаете? На Кингз-роуд в Челси. Любимое местечко всех модных молодых писателей и художников.
– Продолжайте.
– Ну, нас с Реем познакомили в «Кафке», и мы разговорились об Искусстве, и Жизни, и Философии, и Сексуальном Стимуле, и он знал всех и вся, и писал верлибром, то есть свободным стихом, и понимал символизм Гауптмана и Метерлинка, и сообщил мне, что он принадлежит к семерым людям во всей Англии, кто читал «Коммунистический манифест» в русском оригинале. И, видите ли, я же была лишь робким мышонком из Дартмура и никогда прежде не встречала кого-либо похожего на него, и вас не удивит, что мгновенно я была очарована?
– Не-е-т, – ответил Трабшо, – пожалуй, нет. Но, знаете, мисс, я не могу претендовать на такую же закадычную дружбу, какую, видимо, покойный мистер Джентри поддерживал с… с иностранными личностями вроде тех, которых вы упомянули, однако даже я, скучный старый инспектор Копушинг, – сказал он, и в его голос пробралась сталь, – даже я достаточно просвещен, чтобы знать, что Карл Маркс был немцем, а не русским, и, следовательно, написал «Коммунистический манифест» по-немецки, а не по-русски. Но, разумеется, это так, между прочим.
Селина Ффолкс заморгала, как испуганный олененок.
– И раз уж мы этого коснулись, милочка, – пробормотала Кора Резерфорд, – вы никогда не задумывались, что стихи его были настолько свободными, потому что никому и в голову не приходило платить за них?
