Джон Карр - Пока смерть не разлучит нас
Доктор Фелл прищурился:
— Что, мальчик мой? Что я должен вам рассказать?
— Рассказать, в чем все-таки дело.
— Ох, ах! Да! — рыкнул, просветлев, доктор Фелл. Доктор-Гаргантюа никого не собирался мистифицировать, он просто погрузился, склонившись вперед, в какие-то тайные мысленные расчеты, полностью позабыв обо всем, что было у него на уме несколько минут назад. — Кстати, позвольте познакомить вас с моим другом суперинтендентом Хэдли. Мистер Маркем — суперинтендент Хэдли.
Дик обменялся рукопожатием с мужчиной, похожим на военного.
— Разумеется, Хэдли, — продолжал доктор Фелл, — с первого взгляда узнал мертвеца.
— В каком-то смысле жалко расставаться с Сэмом, — признался Хэдли, угрожающе скрипнув зубами. — Было в нем кое-что, в Сэме. Хотя, честно скажу, порой мне самому хотелось его прикончить. — И Хэдли ухмыльнулся. — Хотите узнать, мистер Маркем, что это на самом деле за тип?
— Ну конечно!
— Профессиональный мошенник по имени Сэмюэль Девилья, — сообщил Хэдли. — Пожалуй, самый умный вор на доверии.
— Обладающий воображением, Хэдли, — вставил доктор Фелл, одобрительно качая головой. — Обладающий воображением, разрази меня гром!
— Слишком буйным воображением, — уточнил Хэдли. — Оно-то его и сгубило.
— Вор на доверии? — изумился Дик.
— Вероятно, дорогой мальчик, — вмешался задумчивый голос лорда Эша, — вам было бы интересно взглянуть вот на это.
Толкнув назад скрипучее вертящееся кресло, он открыл длинный ящик стола, за которым сидел, вытащил оттуда большой кусок темного бархата, сложенный вроде сумки, и развернул на столе.
— Потрясающе, да? — пробурчал доктор Фелл.
Потрясающе — не то слово. За исключением оперетты, Дик никогда нигде не видел ничего даже близко похожего на украшения, которые лежали на темном бархатном прямоугольнике. Их было всего четыре: ожерелье в три ряда, браслет, одна серьга и нечто вроде воротничка. Но они поражали древним сочетанием красоты и простоты.
Только теперь Дик понял, почему в поле его внимания постоянно оказывались определенные геральдические знаки. Он очень часто видел герб Эшей — грифона и ясень — на въездных воротах Холла, на колечке-печатке, которое всегда носил лорд Эш, даже, прости Господи, на вывеске местной пивной.
Однако на всех украшениях, как на каторжной робе, красовались «широкие стрелы».[6] Стрела пронзала застежку браслета, вплеталась в узор золотого воротничка, помечая и закрепляя их в собственности семейства Эш.
Безусловно, подумал Дик, такие великолепные драгоценности никак не могут быть настоящими. Жемчуга тройного ожерелья мерцали и оживали в падавшем из окна свете, бриллианты браслета сверкали с поражающей воображение силой, пылал красный рубин золотого воротничка старинного затейливого плетения…
Прочитав на лице его мысли, лорд Эш взглянул на Дика.
— Нет, — возразил он. — Драгоценности настоящие. — И легонько дотронулся до ожерелья, потом до браслета. — Начало восемнадцатого века, — уточнил лорд Эш. — А это, — указал он на браслет, — традиционно считается подарком, сделанным в 1576 году Джорджу Конверсу самой Глорианой.[7]
И он бросил взгляд на портрет над камином, на почерневший портрет, где маячила только тень. Воцарилось долгое молчание.
В огороженном саду за окнами стояло одинокое сливовое дерево. Дик, как во сне, видел лившийся в сад солнечный свет, который проникал в окна, разжигал красочный блеск. Видел убогую комнату с рядами коричневых книг по стенам. Видел портрет, источавший дух Англии тех времен, когда красота подобных драгоценностей повседневно украшала руки, шеи, уши.
Но прежде всего он видел лицо лорда Эша — лицо ученого, в то же время обветренное от работы на свежем воздухе под солнцем, — который с уклончивым взглядом перебирал драгоценности. Дик наконец прервал молчание:
— Они принадлежат вам, сэр?
Лорд Эш покачал головой.
— Хотелось бы, — сокрушенно ответил он, потом поднял глаза, улыбнулся: — Теперь они принадлежат мисс Лесли Грант.
— Это невозможно! У Лесли Грант нет никаких драгоценностей!
— Прошу прощения, — оговорился лорд Эш. — Она не любит драгоценностей, правда. И действительно никогда их не носит. Хотя некоторыми вещами владеешь против собственной воли. — Он на время задумался, взглянул на доктора Фелла: — Не возражаете, сэр, если я расскажу, как мисс Грант объяснила мне все нынче утром?
— Не возражаю, — сказал доктор Фелл.
— История глупая, — начал лорд Эш, — и весьма трогательная. История о девушке — как бы это сказать? — страстно жаждущей респектабельности. Доводилось ли вам, мистер Маркем, когда-нибудь слышать о женщине по прозвищу Лили-Бриллиант?
— Нет, — сказал Дик.
Но в душе у него нарастало нечто большее, чем подозрение.
— Как ни странно, как раз нынче утром я, беседуя с вами, упомянул одну даму. Мало было б назвать ее, — продолжал лорд Эш, — дамой легкого поведения. Мой старший брат Фрэнк погубил ради нее себя и многих других незадолго до начала Первой мировой войны. Кроме всего прочего, отдал ей эти безделушки. Начинаете понимать?
— Да. Пожалуй…
— Лили-Бриллиант скончалась в безвестности несколько лет назад. Но умерла насильственной смертью. Пожилая женщина платила молодым любовникам…
— Ясно.
— И за измену пригрозила одному пистолетом. В стычке сама была застрелена. От какого-то там капитана она родила дочь, известную вам как Лесли Грант.
Лорд Эш замолчал.
Дик, отвернувшись, уставился в огороженный сад. Ему вспомнились сотни картин. Каждое слово, каждый жест, каждая интонация, прежде несущественные, обрели теперь смысл. Он кивнул.
— Я… гм… жил, несколько отстранившись от мира, — объяснял лорд Эш, кончиками пальцев потирая виски. — Не совсем был готов, что она сюда нынче утром ворвется, швырнет на стол безделушки и скажет: «Возьмите, пожалуйста, эти проклятые вещи, если считаете, будто имеете на них право».
Лорд Эш вновь замолчал.
Доктор Фелл прокашлялся.
— После смерти матери, — продолжал лорд Эш, — у нее была одна мысль: забыть прошлую жизнь, стать во всех отношениях полностью непохожей на мать. Понимаете, мистер Маркем?
— Да. Абсолютно.
— Девушка, на мой взгляд, в высшей степени нервная…
«Лесли! Лесли! Лесли!»
— …пережила настоящее потрясение, когда поселилась здесь и узнала, что наша семья — стечение обстоятельств! — живет напротив.
— Она этого прежде не знала?
— Нет. Когда она была ребенком, моего брата звали дядюшкой Фрэнком, официально — без титула — мистером Конверсом. Имя Эш ничего ей не говорило. В мое время, — сухо пояснил лорд Эш, — было принято скрывать фамильное имя.
