Жорж Сименон - Мой друг Мегрэ
— Дело скорее в здешнем климате, — возразил инспектор, которого мало тревожили подобные вопросы. — Я сегодня уже проверил один револьвер.
Леша добросовестно выполнял свои обязанности. Выяснил, у кого на острове есть револьверы. И по очереди ходил к этим людям, осматривая их оружие, не особенно надеясь что-нибудь выяснить, а просто потому, что так уж положено.
— Что сегодня будем делать?
Мегрэ, направлявшийся к двери, медлил с ответом.
Они спустились к м-ру Пайку, сидевшему за столиком.
— Я полагаю, вы протестант? — осведомился Мегрэ. — В таком случае, вы не пойдете к воскресной обедне?
— Я протестант, и я уже был у заутрени.
Будь здесь только синагога, он, может быть, точно так же пошел бы туда, чтобы присутствовать на какой угодно церковной службе, потому что было воскресенье.
— Не знаю, захотите ли вы пойти со мной. Сейчас я должен посетить одну даму, с которой вы не очень любите встречаться.
— Вы пойдете на яхту?
Мегрэ кивнул головой, и м-р Пайк отодвинув свою тарелку, взял соломенную шляпу, которую купил накануне в лавке мэра, потому что он уже обжегся на солнце и лицо у него стало почти таким же красным, как у майора.
— Вы идете со мной?
— Может быть, вам понадобится переводчик.
— Мне тоже идти? — спросил Леша.
— Да, я хотел бы, чтоб и ты пошел. Ты умеешь грести?
— Я же родился на берегу моря.
Они зашагали к гавани. Инспектор попросил у одного из рыбаков разрешения воспользоваться шлюпкой, и все трое уселись в нее. Им было видно, как Анна и де Греф завтракают на палубе своей лодочки.
По случаю воскресенья море тоже принарядилось, оделось в муаровый атлас, и с каждым ударом весел на солнце сверкали жемчужины. «Баклан» стоял по другую сторону пролива у мыса Жьен, дожидаясь выходивших из автобуса пассажиров. Видно было дно моря, лиловые морские ежи в углублениях скал, иногда стрелой проносились морские окуни; колокола призывали к воскресной обедне, и во всех домах, наверное, пахло кофе и духами, которыми женщины опрыскивали выходные платья.
«Северная звезда» показалась Мегрэ и его спутникам гораздо больше и выше, когда они подплыли к ней вплотную; Леша запрокинул голову и окликнул:
— Эй, на яхте!
Прошло несколько минут, пока через борт не перегнулся матрос, одна щека которого была покрыта мыльной пеной: в руке он держал бритву.
— Можно видеть вашу хозяйку?
— А вы не можете вернуться сюда через час или два?
М-ру Пайку, видимо, стало неловко; Мегрэ помолчал немного, думая о «бабушке».
— Если можно, мы подождем на палубе, — сказал он матросу. — Поднимайся, Леша.
Один за другим они поднялись по трапу. На палубном тенте были иллюминаторы, вделанные в медные кольца, и Мегрэ заметил, что к одному из них на мгновение прильнуло женское лицо, которое затем исчезло в полумраке.
Еще через секунду открылся люк, ведущий в каюту, и показалась голова Филиппа с растрепанной шевелюрой, с глазами, еще припухшими от сна.
— Что вам нужно? — с неудовольствием спросил он.
— Поговорить с миссис Уилкокс.
— Она еще спит.
— Это неправда. Я ее видел.
На Филиппе была шелковая пижама в голубую полоску. Чтобы попасть в каюты, нужно было спуститься на несколько ступеней, и Мегрэ, неповоротливый и упрямый, не стал дожидаться приглашения.
— Вы позволите?
На яхте царила любопытная смесь роскоши и неряшества, утонченности и грязи. Палуба была тщательно надраена, все медные части сверкали, канаты аккуратно свернуты, рубка с компасом и мореходными инструментами сияла, как голландская кухня.
Спустившись по трапу, они очутились в каюте. Переборки из красного дерева, стол, привинченный к полу, две банкетки, обитые красной кожей, а на столе немытые стаканы, куски хлеба, початая банка сардин, игральные карты… В каюте стоял отвратительный смешанный запах алкоголя и несвежей постели.
Должно быть, дверь в соседнюю каюту, служившую спальней, поспешно закрыли, и м-с Уилкокс, убегая, забыла на полу атласную туфлю.
— Прошу прощения, что побеспокоил, — вежливо сказал Мегрэ Филиппу. — Вы, вероятно, завтракали?
Он без иронии посмотрел на недопитые бутылки с английским пивом, надкусанный хлеб, масло, завернутое в бумагу.
— Это что, обыск? — спросил молодой человек, приглаживая рукой волосы.
— Считайте, как хотите. Я до сих пор полагал, что это просто визит.
— В такой ранний час?
— Многие в такой час уже успели устать.
— Миссис Уилкокс привыкла вставать поздно.
За дверью был слышен плеск воды. Филиппу хотелось привести себя в более приличный вид, но для этого пришлось бы показать посетителям слишком интимный беспорядок, царивший в другой каюте. У него не было под рукой халата. Его пижама измялась. Он машинально выпил глоток пива. Леша, согласно инструкции комиссара, остался на палубе и должен был заняться обоими матросами.
Как и предполагал Мегрэ, они были не англичане: их наняли в Ницце, и, судя по акценту, они, вероятно, происходили из Италии.
— Садитесь, мистер Пайк, — сказал Мегрэ, потому что Филипп забыл предложить им сесть.
Бабушка Мегрэ всегда ходила к ранней мессе в шесть утра, и когда вся семья вставала, она уже была дома, в черном шелковом платье, с белым чепцом на голове; в камине пылал огонь; завтрак был накрыт на белой накрахмаленной скатерти.
Иные здешние старушки тоже побывали у заутрени, а другие пересекали теперь площадь по диагонали, направляясь к распахнутым вратам церкви, откуда пахло ладаном.
А м-с Уилкокс уже выпила пива, и утром стала заметнее седина у пробора ее крашеных волос. Она ходила взад и вперед за переборкой и ничем не могла помочь своему секретарю.
А он, с небольшим кровоподтеком на щеке в том месте, куда его накануне ударил Полит, был похож в своей полосатой пижаме на надувшегося школьника.
Ведь если в каждом классе среди учеников есть один толстый мальчик, похожий на резиновый шарик, там всегда есть также ученик, который проводит все перемены молча в своем углу и про которого товарищи говорят: «Это ябеда!»
На стенках висели гравюры, но комиссар не мог судить об их качестве. Иные были довольно легкомысленны, оставаясь, однако, в пределах хорошего вкуса.
М-р Пайк и Мегрэ сидели, словно в зале ожидания, и англичанин держал на коленях свою соломенную шляпу.
В конце концов Мегрэ закурил трубку.
— Сколько лет вашей матери, господин де Морикур?
— Почему вы это спрашиваете?
— Просто так. Если судить по вашему возрасту, ей должно быть лет пятьдесят.
— Сорок пять. Она была очень молода, когда я родился. Она вышла замуж в шестнадцать лет.
