Жорж Сименон - Тюрьма
Но прежде чем ехать, он зашел в бар напротив выпить стакан виски. Он не собирался выходить за обычные рамки — он еще утром сказал об этом Минне. И сегодня пил не больше обычного.
Он всегда так пил — может быть, потому, что алкоголь его подстегивал. Вечная погоня за повышенным жизненным тонусом. Приятели его тоже пили. За исключением тех, кто после женитьбы отошел от компании и все реже встречался со старыми собутыльниками. Над ними, беднягами, одержали верх жены. Женщины. Всегда и во всем они незаметно одерживают верх.
Мур-мур тоже. Разве не она в конечном счете одержала верх?
Или Минна. Она переступила порог его квартиры в семь утра. А в одиннадцать, самое позднее в половине двенадцатого уже добилась того, что он нанял ее на полный рабочий день. Как знать: не застанет ли он ее вечером у себя дома? Пройдет немного времени, и не исключено, что она вообще переедет к нему на улицу Шазель.
— Двойное?
Зачем спрашивать? Он не стыдится пить, не устыдится даже, если станет так называемым алкоголиком. Нынче это не порок, а болезнь. А раз болезнь — тут уж ничего не поделаешь.
— Что, сегодня работы поменьше?
Люди обладают даром задавать дурацкие вопросы. Впрочем, бармен, знающий его многие годы, преисполнен лучших намерений.
— А провались она пропадом, эта работа!
— Простите. Мне показалось… Еще стаканчик?
— Хватит.
Расплачиваться не надо. В конце месяца ему приносили счет, как и большинству сотрудников, которые время от времени забегали сюда промочить горло. Когда-то они приносили бутылки с виски в редакцию. Но вскоре заметили, что пить в баре — это одно, а у себя в отделе другое, тем более что, пристрастившись, начинаешь пить машинально, прямо из горлышка.
Зачем он понадобился Руманю? Отчего его вызывает помощник комиссара, а не следователь?
Он может завтра спрятаться где-нибудь за углом дома, когда ее будут хоронить. Он все увидит. У нее была странная манера смотреть на него. В глубине ее глаз всегда тлел насмешливый огонек. Почему? Этого она не объясняла.
— Что тебя так забавляет, Бэби?
— Ты.
— Что ты находишь во мне смешного?
— Ничего.
— У меня дурацкая физиономия?
— Ничего подобного. Ты, пожалуй, даже красив. Пожалуй!
— Может быть, я как-то не так говорю?
— Оставь. Ты у меня пусинька!
Однако быть «пусинысой» ему удовольствия не доставляло, хотя сам он весьма охотно именовал других кроликами, глупышками, бэби.
Интересно, только ли она не принимала его всерьез? Да, конечно. Остальные принимали его вполне всерьез. Владельцы типографий, рекламных бюро, банков — никто из них не смотрел на него как на юнца или на клоуна.
— Вам назначено? — спросил полицейский, останавливая Алена у входа во Дворец правосудия.
— Меня ждет комиссар Румань.
— По лестнице налево.
— Знаю.
По пути он никого не встретил. На площадке дежурный дал ему заполнить карточку. После слов «причина вызова» Ален размашисто вывел вопросительный знак.
На этот раз его не заставили ждать, и, когда он вошел в кабинет Руманя, находившийся там инспектор сразу удалился.
Комиссар дружелюбно протянул ему руку и указал на кресло.
— Я не ждал вас так рано. Не был уверен, что вы зайдете в редакцию. К тому же мне известно, что по пятницам вы обычно уезжаете за город.
— С тех пор много воды утекло, — сыронизировал Ален.
— Расстроены?
— Нет. Даже не расстроен.
Лицо человека, в недалеком прошлом связанного с землей. Дед или прадед, вероятно, был крестьянин. Ширококостый, крепко сбитый комиссар смотрел собеседнику прямо в глаза.
— Вам, очевидно, нечего мне сообщить, господин Пуато?
— Не знаю, что вас интересует. Но могу вам сказать, что всю ночь пропьянствовал, что утром, когда проснулся, меня шатало с похмелья, а в постели у меня спала какая-то девка.
— Мне это известно.
— Установили наблюдение?
— А зачем? — комиссар посуровел. — Ведь не вы же стреляли в свояченицу, правда? Не сердитесь, что я сегодня утром устроил обыск у вас в кабинете.
— По сравнению с остальным это чепуха.
— Мне было необходимо допросить ваших сотрудников.
— В свою очередь могу вам сообщить, что мне это известно.
— Их показания подтвердили то, что вы говорили вчера о своих отношениях со свояченицей.
— А именно?
— Что вы действительно порвали с нею в прошлом году накануне рождества. В этом же заверил нас и владелец дома на улице Лоншан.
— У меня не было причин врать.
— Они могли у вас быть.
Комиссар помолчал и, закурив, подвинул пачку посетителю. Ален машинально взял сигарету. Он догадался, что пауза умышленная, но сделал вид, что этого не понял. Он тоже закурил, рассеянно поглядывая по сторонам.
— Я хотел бы, чтобы вы так же откровенно ответили на вопрос, который я сейчас вам задам. Вы поймете, насколько это важно. Как бы вы себя повели, узнав, кто был любовником вашей жены?
— Вы хотите сказать: любовником моей жены и ее сестры?
— Совершенно верно.
У Алена сжались кулаки. Лицо стало жестким. Теперь пауза наступила по его вине.
— Не знаю, — наконец проговорил он, — это будет зависеть…
— От того, кто этот человек?
— Возможно.
— А если он из ваших сотрудников?
Мгновенно перед взором Алена возник, как бы в разрезе с первого до последнего этажа, дом на улице Мариньяно. Одно за другим пронеслись перед ним лица мужчин, молодых, пожилых и даже старых. Но Ален их тут же мысленно зачеркивал. Франсуа Люзен — заведующий рекламным отделом? Этот красавчик считает себя неотразимым. Нет! Во всяком случае, не для Мур-мур.
Малецкий? Отпадает. Секретарь редакции Ганьон. Этот коротышка с животиком и подпрыгивающей походкой? Нет.
— Не ломайте голову, я вам сейчас его назову.
— Вы уже выяснили?
— Я располагаю возможностями, которых у вас нет, господин Пуато. Но это ставит меня в несколько щекотливое положение. Вот почему я и попросил вас зайти ко мне. Заметьте, я не вызвал вас официальным путем. Наш разговор конфиденциален. Ну как вы теперь, в форме?
— Где там! — буркнул Ален.
— Я говорю не о последствиях вчерашней попойки, а о нервах.
— Ах, это. Считайте, что я спокоен. Спокоен, как выпотрошенная рыба.
— Я хотел бы, чтобы вы меня выслушали серьезно. Я хорошо знаю мэтра Рабю и могу предположить, что он выдвинет версию убийства на почве ревности и построит защиту именно на ней. Но для этого ему необходимо лицо, из-за которого могла вспыхнуть ревность.
— Разумеется.
— Вы тут не подходите, поскольку ваша связь со свояченицей прекратилась почти год назад. А когда дело дойдет до суда, будет уже больше года.
