Анна Литвинова - Кот недовинченный
– Кроссовок, увы, нет, – серьезно отвечал обувщик. – Но вы, синьор, можете подобрать себе, к примеру, туфли для гольфа.
Что оставалось делать! Катя сначала осторожно, а потом все больше и больше входя во вкус, принялась выбирать себе обновку. Ленчик также погрузился в ряды мужских штиблет у противоположной стены.
Затем наступил черед примерки, и это тоже оказалось чертовски приятно. Дотторе Брасселини, словно простой продавец, опустившись перед Катей на одно колено, помогал ей надевать туфли – и самолично завязывал шнурки, там, где это требовалось, либо застегивал застежки. (Ленчику пришлось обслуживать себя самому.) Сперва Катя смущалась, но потом ей понравилось – тем паче, что обувщик обращался и с обувью, и с ножкой исключительно нежно. Действительно, в высшей степени эротично: дорогой мужчина у ее ног упоенно помогает ей снимать и надевать туфли… Ощущение было таким сладким, что аж потянуло поясницу.
Ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно – тем более что и Паоло, кажется, примерка доставляла удовольствие, близкое к сексуальному. Он раскраснелся, его шевелюра растрепалась, глаза горели. Со знанием дела и любовью он обувал ее ножку – а потом рассматривал все новые и новые образцы своего искусства на изящной стопе…
Уже и Ленчик выбрал свой подарок и нетерпеливо поскрипывал им у всех возможных зеркал, и заглянул в дверь полуночный карабинер, привлеченный открытым среди ночи магазином, – и только на сотой, наверно, паре Паоло с Катей остановились.
То были ярко-красные босоножки с застежками в античном стиле и на высокой тонкой шпильке, стоимостью тысяча сто девяносто девять евро.
– Белиссимо! – с усталым облегчением выдохнул Паоло, заставив Катю гордо продефилировать по магазину.
«Ну и пусть непрактично – по московской погоде и суете, – решила Катя. – Зато Валька Лессинг и другие подружки с ума сойдут, когда их увидят. А когда я им расскажу, что это подарок, а также – кто и при каких обстоятельствах его преподнес, – они вообще на месте поумирают!»
– Позвольте мне упаковать ваши подарки, – пропел Брасселини, захватывая обе пары и исчезая в подсобке.
А спустя десять минут – которые Ленчик с Катей, обессиленные, просидели на банкетке, каждый на своей, – вернулся с двумя льняными чехлами, украшенными логотипом своего магазина. С поклоном вручил их каждому.
– А теперь, господа, надо, по старинному обычаю, отметить удачное приобретение. Прошу!
Катя с Ленчиком переглянулись, но отказываться, конечно, было неудобно.
Узенькая винтовая лесенка, поднимающаяся из подсобки на второй этаж, привела их, противу ожидания Кати, не на магазинный склад, а в небольшую квартирку-студию. Быт здесь был организован уютно и со вкусом. Одна большая комната, кухня в углу, отгороженная барной стойкой; пара кожаных диванов, огромный телевизор, платяной шкаф. На плечиках в углу отвисался давешний смокинг.
– Вот мое скромное жилище, прошу извинить, у меня тут беспорядок, – пробормотал Брасселини и быстро спрятал смокинг в шкаф.
Однако никакого, кроме смокинга, беспорядка в студии не наблюдалось. Комната и кухня сияли чистотой.
На кухне имелась полочка, на которой рядами лежали бутылки. Дотторе достал одну из них, вытащил из посудомоечной машины три пузатые рюмки. Плеснул из бутылки на донышко каждой.
– Арманьяк, одна тысяча восемьсот тридцатого года, – торжественно провозгласил хозяин. – Я берегу его только для совершенно особых случаев. – И он со значением глянул прямо в глаза Кате.
– Итак, – поднял он бокал, – за обновки, которые, я скромно надеюсь, придадут дополнительный блеск великолепию моих замечательных гостей из заснеженной России!
Он с видимым наслаждением, смакуя, отхлебнул свой напиток. Его примеру последовали и Ленчик с Катей. «Коньяк как коньяк, – подумалось девушке, – с такой баснословной выдержкой – сто семьдесят пять звездочек, что ли? – мог бы быть и повкуснее».
– А вы не позволите мне посмотреть бутылочку? – фальшивым тоном попросил Ленчик. По его запинающемуся голосу можно было понять, что доза коньяка поверх домашнего вина подействовала на юный организм разрушающе.
– Прошу вас.
Студент повертел в руках бутылку с драгоценной жидкостью, а потом скептически провозгласил:
– Хм, для восемьсот тридцатого-то года бут-тылочка могла бы быть и постарее.
– Мой друг Лео, – с мягкой назидательностью возразил синьор Брасселини, – арманьяк, так же как любой вид бренди, выдерживается, в отличие от вина, в бочках. И только затем разливается по бутылкам. Поэтому внешний вид посуды с возрастом данного напитка никак не связан.
Катя заметила, как вмиг отчаянно покраснел «друг Лео».
– Ну и ладно, – пробормотал он, а потом растерянно присел на один из двух диванов.
А потом – и прилег на него, проговорив в пространство:
– Я, пожалуй, немножечко подремлю. – А еще через минуту уже крепко спал, даже не сняв кроссовок.
Господин Брасселини по-отечески улыбнулся, глянув на юношу, достал из шкафа плед и прикрыл им Лео. Затем он заботливо погасил верхний свет, оставив маленькую лампочку в кухоньке. Потом сделал шаг по направлению к Кате. Взял из ее рук бокал, поставил на стол и заключил ее в свои объятия. Арманьяк, подарки и запах духов Паоло ударили ей в голову, и она ответила на его поцелуй…
…Катя взглянула на часы очень не скоро.
– Боже мой! Уже полчетвертого! – воскликнула она. – У нас же самолет!
– Катя, времени еще полно, – хрипло прошептал ей в ухо синьор Брасселини.
– У нас еще чемодан на вокзале, в камере хранения!
– Я провожу вас.
– Все равно. Нет. Мы загостились. Нам пора. Я воспользуюсь твоей ванной? – И она вырвалась из его объятий, вскочила с дивана…
…А еще через полтора часа спортивный «Лексус» синьора Брасселини подвозил Катю к ночному веронскому аэропорту. На заднем сиденье покачивался спящий Ленчик в обнимку с огромным чемоданом – скарб путешественников не влез в багажник спорт-кара.
«Лексус» остановился на полупустой стоянке, среди печального предрассветного часа.
– Когда мы с тобой теперь увидимся? – проговорил Паоло.
– Поедем с нами в Барселону! – залихватски предложила Катя.
– Нет, я не могу. Мне сегодня надо лететь в Нью-Йорк. Бизнес.
– Тогда созвонимся – и увидимся. Европа, оказывается, такая маленькая…
– Ну что ж, двери моего дома в Венеции всегда открыты для тебя.
– Спасибо, – промолвила она и на прощание поцеловала Паоло в щеку.
Глава 7
Семьдесят четвертый рейс «Алиталии» из Рима прибывал в Барселону в 10.35 утра.
Катюша, истомленная бессонной ночью, спала в кресле. Ленчик нетерпеливо смотрел в иллюминатор на средиземноморский берег: длинные песчаные пляжи, бурунчики прибоя, город вдалеке. Юноша поймал себя на мысли, что его уже гораздо меньше волнует – по сравнению с тем днем, когда они прилетали в Венецию, – и лазурное море, и яркое небо, и ослепительное солнце. Он уже, пожалуй, привык к красоте европейской природы, принимал ее как должное. И куда больше думал о странном типе – сэре Джоне Эшли, столь упорно зазывавшем его в Барселону.
