Джон Харви - Грубая обработка
— Где ты достал это?
— Аппаратуру? Взял в аренду. Плату берут вместе за обе вещи. Не дороже, чем сходить в сортир!
— А пленка?
— Ты знаешь, где мы ее достали.
Руки Грабянского повисли.
— Черт! — Он отвернулся и подошел к окну, постоял немного и направился к двери.
— Джерри, — предложил Грайс, следуя за ним, — давай я налью тебе выпить чего-либо. Посмотри сюда: пока ты был занят делом, я сделал некоторые запасы.
Посреди кухни стояли картонная коробка с полдюжиной бутылок спиртного, две упаковки пива, по четыре банки в каждой. На разделочном столике около газовой плиты лежали банки с супом, с сардинами, уже нарезанный хлеб.
Грайс наклонился к коробке.
— Шотландского виски? Водки? Я купил водку двух сортов. Я никак не могу запомнить, какая тебе больше нравится.
— Оставь.
— Я только что купил…
— Оставь.
— Хорошо.
Грайс пожал плечами, покачал головой. Он принес свое диетическое питье, вылил все, что оставалось в бутылке, в стакан и добавил немного виски.
— Эта пленка из сейфа, правильно? — решил уточнить Грабянский.
— Правильно.
— О Иисусе!
— Если это как-то тебя утешит, не видно, чтобы это ей доставляло особое удовольствие.
«И в самом деле, — подумал Грайс, — она выглядела так, будто у нее мигрень». Однако он удержал эту мысль при себе, так как не считал, что в этот момент Грабянский оценит шутку.
— Послушай, Джерри, — спросил Грайс через пару минут, — как все прошло?
Грабянский застыл, уставившись на него.
— Нет. Я имею в виду — когда ты сделал ей наше предложение, как она восприняла его?
— О Ллойде Фоссее, сэр. — Миллингтон встретил Резника на маленькой площадке для парковки полицейских автомашин и пошел рядом с ним к участку. — Когда я его видел в последний раз, он жил в Саттоне в обшарпанном доме и ездил на старом фургоне, на борту которого было написано с ошибками его имя. Теперь он занимает отдельный дом и, по рассказам соседей, ездит на «ауди».
— Вышел в люди, — заметил Резник, поднимаясь по лестнице.
— Переехал девять месяцев назад. И заплатил без малого триста тысяч.
«Хотел бы я, чтобы кто-нибудь предложил столько за мой дом, — подумал Резник. — Да что там. Хотя бы половину этого. Хоть что-нибудь».
— Даже если дом кругом заложен, — Миллингтон распахнул дверь в кабинет и отступил в сторону, чтобы пропустить Резника, — ему все равно пришлось достать где-то огромную кучу денег.
— И вы не думаете, что он скопил их, обслуживая системы безопасности?
— Когда он въезжал, он представился как консультант по электронному наблюдению. Кажется, он использует свой дом для проведения демонстраций. Вытащите крокус из клумбы, и вы будете оглушены по самые уши сигналами тревоги.
— Крокус? — удивился инспектор.
«Правильно, — подумал он, — я тоже знал несколько таких штучек». В конце комнаты Патель перестал печатать докладную и старался поймать взгляд Резника. Дивайн раскачивался на задних ножках стула и со скучающим видом слушал кого-то по телефону.
— А сам Фоссей? — спросил Резник.
— Медовый месяц, сэр. Ожидается дома послезавтра.
— Канарские острова? — попробовал догадаться Резник. — Турция?
Миллингтон покачал головой.
— Бенидорм. Испания.
— По крайней мере, это не Скегнесс.
— Закройте глаза, сэр, и трудно будет отличить. Так они говорят.
Резник знал, что Миллингтон вывозил жену и детей каждое лето в Девон, а каждую осень на неделю к родителям жены куда-то к северу от Абердина. В прошлое Рождество жена побывала в России в туристической поездке с посещением трех городов. Сам Миллингтон оставался дома и наряжал елку.
— Сэр, — обратился к нему Патель.
— Минутку… — Резник поднял руку с широко растопыренными пальцами.
— Я связался с несколькими фирмами по безопасности, — продолжил Миллингтон, — чтобы выяснить, не знает ли кто-либо, чем занимается Фоссей. Получается вроде так, что он заводит разговоры с разными людьми, ходит по их домам, производит много шума, болтает о необходимости установки системы и в большинстве случаев приводит кого-то, чтобы наладить ее.
— И берет свои проценты со всей суммы.
— Естественно.
— Хорошая работенка, если ухитриться найти такую. А если система, которую вы рекомендовали, не предохраняет от воров, вы просто не получите в этом месте в следующий раз работы.
— Точно, — подтвердил Миллингтон. — Кстати, видимо, есть еще дома, которые он хорошо осмотрел и где его потом не взяли в качестве консультанта.
— Мы можем это проверить?
— Трудно, по крайней мере, пока я не смогу добраться до Фоссея и не найду возможности посмотреть его бумаги. При условии, конечно, что он ведет какие-то записи.
— Стоит проверить все фирмы по безопасности, выяснить, какие контакты он имел с ними.
Миллингтон кивнул.
— Я выделю человека, чтобы он занялся этим, сэр. Фирмы на 137–143 желтых страницах справочника. Может быть, Нейлора, когда он закончит проверять штат страховых компаний.
— А вы устроите встречу Фоссею по его возвращении?
— Рейс БА-435. Я его поприветствую при возвращении.
Миллингтон отошел. Патель все еще ждал. Резник повернулся к Дивайну, еще слушавшему вполуха затянувшийся телефонный вызов.
— Риз Стэнли?
— Тянет резину, сэр. Нет снега. Вернулся на два дня раньше, как мы и говорили.
Резник принял информацию к сведению, поманил Пателя.
— Я наткнулся на полицейского, который ходил в дом семьи Рой, сэр, того, который взял заявление от Марии Рой.
— Наткнулся на него?
— Я сделал так, чтобы было похоже на это, сэр. Я думал, что так будет лучше.
— И?..
— Он считает, что что-то было не так. Пытался объяснить это инспектору Харрисону, но того это не заинтересовало. Сказал ему, чтобы он записал заявление миссис Рой и забыл об этом.
Грабянский достал из плейера пленку семьи Рой и убрал ее подальше от глаз Грайса. Не потому, что тот вздумает смотреть ее второй раз. Всем известно, что, когда речь идет о сексуальной привлекательности, плоть одного мужчины является ядом для другого, а Грайс видел достаточно, чтобы сделаться вегетарианцем.
Грабянский, вставший утром нормальным человеком с хорошим юмором, чувствовал себя отвратительно, как скучающий по любви теленок. Весь опустошенный. Слишком большая плата за обмен телесными жидкостями. Он всегда знал, что обрезание волос у Самсона было символом, обозначающим что-то другое.
— Что она сказала о нашей идее? Ты думаешь, она пойдет на это?
Грабянский действительно чувствовал себя неважно. Он уже несколько часов не открывал своей книги о птицах.