Эрл Гарднер - Дело о сбежавшем трупе
— А чья?
— Не знаю.
— Вы жили в доме в Парадизе?
— Да.
— И после того, как ваш дядя, Уилльям Девано, заболел, вы перебрались к нему?
— Да.
— А муж?
— Он остался в Парадизе, но часто навещал нас.
— Вашему мужу не нравилось то, что вы переехали в Лос-Анджелес?
— Нет.
— Почему?
— Он заявил, что я зря изматываюсь, вожусь с ним, что после его смерти мне не достанется ни цента.
— У него были основания так утверждать?
— Он считал, что все уже решено... что все достанется Гортензии. Даже после ее смерти Эд не хотел, чтобы я оставались там. Он не любил тетю Сару. Почему-то Эд считал, что Сара Ансел обязательно выудит у меня эти деньги.
— Если вас признают виновной в убийстве Гортензии Пэкстон, деньги достанутся ей, — заметил Мейсон. — Но это особый юридический вопрос.
— Я не убивала Горти. Я любила ее.
— Значит, ваш муж не жил постоянно в Лос-Анджелесе, не так ли?
— Пока был жив дядя Уилльям, нет. Он переехал туда только после его смерти. Конечно, много вещей осталось в Парадизе. Он превратил тот дом в офис. Оттуда ему было легче заниматься делами.
— Вы помните, что клали ему в чемодан в последний раз, когда он отправлялся в Парадиз?
— Да.
— Что?
— Немного, так как весь его гардероб хранится в Парадизе. Я положила рубашки, носки, пижаму...
— А пижаму помните?
— Да.
— Какого она была цвета?
— Белая с красным рисунком.
— Что за рисунок?
— В виде цветов... ирисов.
— Вы видели, какая на нем была пижама, после того, как обнаружили его тело?
— Нет.
— Они не показывали вам ее?
— Нет.
— Вас не вызывали на опознание?
— Нет.
— Возможно, вам еще предстоит пройти через это, — сочувственно произнес Мейсон. — Советую набраться мужества.
— Да, я понимаю.
— Выдержите?
— Да, конечно.
— Почему «конечно»?
— Я не очень эмоциональная.
— Вот как! — в сердцах воскликнул Мейсон. — Вы просто не представляете себе положение, в которое попали.
— Я все понимаю.
— Ну ладно... Укладывая вещи мужа, вы не клали ему в сумку коробку с конфетами?
— Клала.
— Где вы купили эти конфеты?
— В кондитерском магазине. Две коробки. Одну положила ему в сумку, другую оставила в комоде.
— Ни одну из этих коробок вы не вскрывали?
— Нет.
— Это точно.
— Да, конечно.
— К целлофановой обертке не прикасались?
— Нет. Какой мне дали эту коробку в магазине, такой я и положила ее в сумку. Сняла только оберточную бумагу. Целлофан я не разрезала.
— Значит, вы уверены, что на этих конфетах нет ваших отпечатков пальцев?
— Конечно, нет.
— Кто-то вскрыл коробку и наполнил конфеты ядом, вернее, двумя совершенно разными ядами.
— Мне передавали.
— Не ваша работа?
— Нет, конечно же, нет.
— На шоколадных конфетах легко остаются отпечатки пальцев.
— Ну и прекрасно. Моих там нет.
— Я могу быть в этом уверен?
— Разумеется. Уверяю вас... честное слово.
— Сколько было вещей у вашего мужа, когда он уезжал?
— Только один чемодан.
— Что он из себя представлял?
— Обычный большой чемодан.
— Постойте, — вспомнил Мейсон. — Он же купил сумку перед тем, как приехать во Фресно.
— Я не знаю, для чего она ему.
— И у него было два чемодана.
— Не знаю, откуда появился второй. Я хочу сказать, не знаю, для чего потребовался второй чемодан. Я уже говорила, все его вещи находятся в Парадизе. В командировки он берет только самое необходимое.
— Он не оставлял никаких чемоданов в Парадизе, когда вы переезжали?
— Не думаю. Мы перевезли вещи в чемоданах и оставили их в Лос-Анджелесе. Чемоданы сейчас там.
— Сколько их было всего?
— Четыре или пять.
— Вы ничего не знаете о тех двух, с которыми отправился ваш муж?
— Нет.
— Вы не знаете, что стало с ними?
— Нет.
— Вы знали, что в чемоданах он хранил образцы руды?
— Нет. Но это нетрудно предположить.
— Вы не знали, с кем он собирался встретиться?
— Нет. Он только сказал, что собирается заключить сделку, связанную с продажей шахты, и надеется получить большую прибыть.
— Больше про нее ничего не говорил?
— Нет.
— Он не звонил из Парадиза? Ничего не передавал?
— Нет.
— Вы хотите сказать, что он вам вообще ни разу не звонил из Парадиза?
— Был только один звонок в воскресенье. Он сказал, что уезжает и приедет в понедельник вечером.
— Значит, это был единственный звонок?
— Да.
— Давно это было?
— Неделя или дней десять назад.
— Почему он больше не звонил?
— Не знаю. Думаю, из-за тети Сары.
— Пожалуйста, поконкретнее.
— Он подозревал, что она подслушивает нас по отводной трубке. Обычно он звонил чаще. Но однажды сказал, что кто-то подслушивает, и после этого звонил уже реже, а когда звонил, то мы говорили совсем мало. Он не любил тетю Сару.
— А она любила его?
— Нет.
— Вам что-нибудь известно о делах вашего мужа?
— Очень мало.
— Он собирался встретиться с кем-то и заключить сделку, связанную с разработкой полезных ископаемых?
— Судя по его словам — да.
— А в каком месте?
— Мне кажется, во Фресно или Модесто, но, может быть, где-то в другом месте.
— Вы не догадываетесь, с кем он хотел встретиться в Сан-Бернардино?
— Не знаю. Но он не собирался в Сан-Бернардино.
— Откуда вам это известно?
— Он должен был вернуться домой, никуда не заезжая.
— Откуда вам это известно?
— Он сам сказал мне.
— Когда?
— Когда звонил.
— В первый раз?
— Всего был один-единственный звонок.
— Вы имеете в виду последнюю командировку?
— Да.
— Вы можете описать чемодан, который вы упаковывали? Как он выглядит?
— Темно-коричневая кожа... потертый... На нем стоят его инициалы, тисненные золотом. Мейсон отодвинул кресло и встал.
— Куда вы собираетесь?
— Туда, где раздобуду нужную информацию, — сердито ответил Мейсон. — Может быть, там удастся мне узнать больше, чем разговаривая с вами. Вы ничего так и не сообщили мне.
— Это потому, что мне ничего не известно.
— Остается надеяться, что присяжные вам поверят.
Глава 10
Тем же вечером Мейсон сел на поезд, идущий до Лос-Анджелеса. В 10.50 он вошел в свой кабинет, в котором сидела Делла Стрит и с озадаченным выражением лица читала письмо.
— Ну, что нам пишут?
