Морис Леблан - Полая игла
Отец оделся, однако перед самым выходом тихо проговорил:
— Я не один здесь, в замке…
— Кто еще? Ганимар, Шолмс?
— Нет… их я не видел.
— Кто же тогда?
— Одна девушка.
— Конечно, мадемуазель де Сен-Веран?
— Не знаю, как ее зовут… Просто несколько раз мы издали виделись в парке… и потом… если высунуться из моего окна, можно увидеть окно ее комнаты. Она мне несколько раз подавала сигналы.
— Ты знаешь, где ее комната?
— Да, в этом же коридоре, третья справа.
— Голубая комната, — прошептал Вальмера. — Там двустворчатая дверь, открыть ее будет легче.
И вправду, одна из створок легко поддалась. Господин Ботреле-старший сам отправился за девушкой.
Выходя вместе с нею десять минут спустя, он сказал сыну:
— Ты был прав. Это мадемуазель де Сен-Веран.
Все четверо спустились вниз по лестнице. Там, в вестибюле Вальмера на минуту склонился над лежавшим человеком, а затем увлек их в сторону террасы.
— Он не умер, будет жить.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Ботреле.
— К счастью, лезвие ножа прогнулось в сторону, удар был не смертельным. Да что там, он даже недостоин жалости, мерзавец!
Оба пса, стороживших снаружи, проводили беглецов до потайной дверцы. А там уже ждали друзья. И вот все они вышли из парка. На часах было три.
Но Ботреле отнюдь не удовлетворился своей первой победой. И как только устроил отца и девушку, сразу же принялся расспрашивать их о людях, проживавших в замке, и в особенности о привычках Арсена Люпена. Так выяснилось, что Люпен наезжал обычно раз в три или четыре дня, появляясь вечером на автомобиле, а ранним утром снова покидал замок. В каждый свой приезд он навещал обоих пленников, и оба не могли не отметить его необыкновенную любезность и почтительное отношение к ним. В тот знаменательный вечер побега он в замке не появлялся.
Кроме Люпена в замке находилась лишь старая женщина, занимавшаяся стряпней и хозяйством, да двое мужчин, что, сменяясь, по очереди сторожили их, не вступая ни в какие разговоры. Судя по их виду, это были обычные исполнители.
— Значит, еще двое сообщников, — заключил Ботреле, — а вернее, трое, если считать старуху. Дичь, вполне достойная внимания охотника. И если мы не будем терять времени…
Вскочив на велосипед, он помчался в Эгюзон, разбудил жандармов, устроил целый переполох и по сигналу «Седлай!» вместе с капралом и восемью жандармами поскакал в Крозан.
Они прибыли туда к восьми утра. Двоих оставили на посту у цыганской повозки. Еще двое отправились сторожить потайную дверь, а сам Ботреле с Вальмера в сопровождении капрала и четырех жандармов пошел в направлении центрального входа в замок. Но они опоздали. Ворота были распахнуты настежь. Кто-то из крестьян видел, как из парка выезжал автомобиль.
И правда, обыск не дал никаких результатов. По всей вероятности, банда Люпена расположилась там лишь на время. В комнатах валялось какое-то тряпье, немного белья, кухонная утварь и больше ничего.
Самым удивительным было, как единодушно отметили Ботреле с Вальмера, исчезновение раненого. Ни единого следа борьбы, ни капли крови на каменных плитах вестибюля.
Короче говоря, не было ни одного вещественного доказательства, подтверждавшего нахождение банды Люпена в замке Иглы, и показаниям Ботреле, его отца, Вальмера и Раймонды де Сен-Веран никто бы не поверил, если бы в комнате, смежной с той, что занимала девушка, не обнаружили полдюжины великолепных букетов с визитной карточкой Арсена Люпена. Брошенные, увядшие, ненужные ей цветы… В один из букетов было вложено письмо. Видимо, Раймонда не заметила его. В тот же день в присутствии следователя оно было вскрыто. На десяти страницах — бесконечные мольбы, просьбы, обещания, угрозы: все свидетельствовало об отчаянии, несчастной безумной любви, вызвавшей у девушки лишь презрение и отвращение. Письмо заканчивалось словами: «Раймонда, я приеду вечером в среду. Подумайте хорошенько. Я не хочу больше ждать и готов на все».
Именно в среду вечером Ботреле явился освободить мадемуазель де Сен-Веран.
Нельзя не вспомнить, какой взрыв удивления и восторга вызвала новость о столь неожиданном повороте событий. Мадемуазель де Сен-Веран на свободе! Девушка, которую так страстно желал Арсен Люпен, ради которой замыслил поистине дьявольские хитрости, вырвана из его когтей! На свободе отец Ботреле, которого Люпен, нахально потребовав перемирия, дабы спокойно предаваться своим чувствам, держал заложником! Оба пленника освобождены!
А о до сих пор не разгаданной тайне Иглы, считавшейся недоступной, газеты раззвонили на все четыре стороны!
Толпа буквально упивалась победой Ботреле. О поверженном искателе приключений начали слагать песни. Они назывались «Любовь Люпена», «Слезы Люпена», «Влюбленный вор», «Серенада карманника». Их распевали на бульварах, насвистывали в мастерских.
Настигнутая сонмом репортеров с бесчисленными вопросами, Раймонда в своих ответах была крайне сдержанна. Однако имелось письмо и букетики цветов, словом, несчастная любовь налицо. Осмеянного Люпена пинками сбросили с пьедестала. Новым идолом стал Ботреле. Лишь ему одному дано все видеть, раскрыть все тайны, предсказывать события. Показания, данные следователю Раймондой де Сен-Веран относительно своего похищения, полностью подтвердили версию молодого человека. Буквально во всем реальная действительность совпадала с тем, что он утверждал в качестве своих предположений. Наконец-то нашелся человек, способный укротить Люпена.
Ботреле, настояв, чтобы отец до возвращения в савойские горы несколько месяцев отдохнул на солнышке, повез его вместе с мадемуазель де Сен-Веран в окрестности Ниццы, туда, где проводили зиму граф де Жевр с дочерью Сюзанной. На следующий день к новым друзьям присоединились и Вальмера с матерью; обосновавшись неподалеку от виллы де Жевров, все они зажили маленькой колонией, денно и нощно охраняемые полудюжиной нанятых графом людей.
В начале октября лицеист Ботреле возвратился в Париж, чтобы, вновь приступив к занятиям, подготовиться к сдаче экзаменов. И жизнь потекла спокойно и без приключений. Да и что могло теперь произойти? Ведь война окончена!
Видимо, и Люпен, со своей стороны, ясно почувствовал, что ему придется на этот раз покориться обстоятельствам, так как в один прекрасный день объявились Ганимар и Херлок Шолмс. Их возвращение к жизни в обществе произошло, кстати сказать, без особой торжественности. Обоих, связанных и усыпленных, подобрал на Кэ дез Орфевр, прямо напротив полицейской префектуры, какой-то старьевщик.
Неделю оба пребывали в полном оцепенении, однако мало-помалу сознание их начало проясняться, и они поведали (точнее, поведал Ганимар, так как Херлок Шолмс окончательно замкнулся в сердитом молчании), что им пришлось совершить на борту яхты «Ласточка» морское путешествие вокруг Африки, очаровательное и познавательное путешествие, во время которого пленники пользовались полной свободой, за исключением дней, когда им приходилось спускаться в трюм, пока экипаж сходил на берег в экзотических портах. Что же касается бесславного приземления на Кэ дез Орфевр, то тут они уже ничего рассказать не могли, поскольку были, по всей вероятности, усыплены еще за несколько дней до знаменательного события.
