Рекс Стаут - Слишком много клиентов
– Я вам говорила – ничего, – сказала она.
– Ага. Слышал. – Я подошел к комоду и вытянул нижний ящик.
– Не сначала, – запротестовала она. – Вы как мой муж. Такой упрямый.
– На эти ящики мне не достало упрямства. – Я поставил его на кровать и начал вынимать содержимое. – Я только осмотрел у них дно снизу, а нужно было перевернуть и проверить как следует.
Пустой ящик я поставил на пол вверх дном, присел на кровать, потряс и проверил края с помощью лезвия-отвертки карманного ножичка. Саул Пензер как-то обнаружил дорогую картину под накладным дном, сделанным не изнутри, а снаружи. У этого ящика накладного дна не было. Я поставил его обратно на койку, миссис Перес принялась складывать в него вещи; я извлек соседний ящик.
Это было то самое, а я, дурак, чуть снова не проглядел. Ничего не обнаружив снаружи, я поставил ящик на постель, посветил сверху фонариком и тут заметил в самом углу крошечную дырочку, не больше булавочного укола. Дно у ящиков было оклеено изнутри какой-то синтетикой с красными цветочками по розовому, так дырочка была в середине такого цветочка. Я взял с подноса на столе английскую булавку, засунул острием в дырочку, пошуровал, и уголок приподнялся; материал оказался тверже любой пластмассы. Задрав угол повыше, я подсунул палец, поддел снизу и вытащил фальшивое дно. Синтетика была наклеена на кусок жесткого картона точнехонько по размеру ящика, а под картоном обнаружилась коллекция различных бумажек, уложенных и разглаженных так, чтобы не топорщились. Мария была девушка не только умная, но и аккуратная.
Миссис Перес – она стояла рядом – что-то произнесла по-испански и протянула руку, но я ее остановил.
– Имею право, – сказала она, – моя дочь.
– Никто не имеет права, – возразил я. – Она прятала это от вас, так ведь? Право было только у нее, а она умерла. Смотреть – смотрите, но руками не трогайте.
Я переставил ящик на стол и сел на стул, где до того сидел Перес.
Вот опись того, что Мария держала в своем тайнике.
1. Пять рекламных объявлений «Континентальных пластмасс» во всю страницу, вырезанных из журналов.
2. Четыре этикетки от бутылок из-под шампанского марки «Дом Периньон».
3. Три вырванных страницы из финансового раздела «Таймс» с таблицами курса акцией за три разных числа; «Континентальные пластмассы» были помечены карандашом. На момент закрытия биржи курс «КП» в эти дни составлял соответственно 62 1/2, 61 5/8 и 66 3/4 пункта.
4. Две газетные фотографии Томаса Дж.Йигера.
5. Газетная фотография Томаса Дж.Йигера-младшего и его невесты в свадебных нарядах.
6. Газетная фотография миссис Томас Дж.Йигер-старшей в обществе трех женщин.
7. Фотография на всю страницу из иллюстрированного журнала, сделанная на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в зале «Черчилля», которую я уже видел в кабинете Лона Коэна вечером в понедельник. В подписи были приведены имена других лиц, находившихся на сцене вместе с Йигером, в том числе одного из наших клиентов, Бенедикта Эйкена.
8. Три фотографии Мег Дункан, две журнальные, одна газетная.
9. Тридцать один набросок карандашом: портреты женщин – голова, лицо, одни в шляпках, другие – без. Все на листах белой бумаги формата 5 на 8 дюймов; пачка такой бумаги лежала у Марии на столе, еще две – в ящике. На каждом листе в левом нижнем углу стояло число. Я в живописи не разбираюсь, но, на мой взгляд, наброски были довольно хорошие. Быстренько их проглядев, я понял, что это не три десятка разных женщин; там были по два-три портрета одного и того же лица, а может, и по четыре-пять. Самой ранней из указанных дат было около двух лет, на одном портрете стояло «8 мая 1960». Прошлое воскресенье. Я внимательнейшим образом рассмотрел рисунок. В руках у меня был портрет перспективной кандидатки на главную роль в публичном процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дины Хаф. Может быть, Джулии Маги. Когда до меня дошло, что я решил, будто это и есть Джулия Маги, я кончил разглядывать рисунок. Одна из самых продуктивных функций нашего мозга – превращать возможности в вероятности, а вероятности – в факты.
10. Девять пятидолларовых билетов различной потертости.
Миссис Перес придвинула второй стул и уселась рядом. Она все видела, но хранила молчание. Я поглядел на часы: без двадцати шесть. Я разгладил края вырванных из «Таймс» страниц, сложил вдвое и сунул между ними остальные бумаги. Вопрос – не мешаю ли я отправлению правосудия тем, что утаиваю улики преступления? – перестал быть вопросом. Мой адвокат мог бы еще утверждать, что я посчитал, будто все это не имеет отношения к убийству Йигера, но если б он заявил судье и присяжным, что я так же посчитал, будто он не имеет отношения к убийству Марии Перес, ему пришлось бы признать меня слабоумным.
Я поднялся, держа улики в руках.
– Все это, – заявил я миссис Перес, – доказывает лишь то, что Мария была в меру любопытна, как положено умной девушке, и любила рисовать портреты. Я это забираю, чтобы ознакомить мистера Вульфа. Деньги верну в свое время, надеюсь, долго ждать не придется. У вас была тяжелая ночь, и предстоит трудный день. Если найдете долларовую бумажку, пожалуйста, вручите мне. Вы нанимаете нас с мистером Вульфом для расследования убийства вашей дочери, поэтому и позволили мне забрать все это с собой.
– Вы были правы, – сказала она.
– Медали я пока не заслужил. Не забудьте про доллар.
– Мы можем платить больше. Сто долларов. Это неважно.
– На сегодня хватит и одного.
Она встала, вышла и вернулась с долларом, который отдала мне.
– Муж спит, – сообщила она.
– И хорошо. Вам бы тоже не помешало. Теперь мы ваши сыщики. Сегодня к вам придет полицейский. Он, видимо, отведет вас с мужем в окружную прокуратору. Там ни слова не скажут о Йигере, и вы, понятно, тоже. О Марии сообщите чистую правду, то, что уже говорили полицейскому, – пошла-де в кино, и вы не представляете, кому и зачем понадобилось ее убивать. Вы относили завтрак тому, наверху?
– Да.
– Сегодня не понадобится. Он скоро уйдет и уже не вернется. – Я протянул руку, она ее пожала. – Передайте мужу, что мы друзья.
Сказав это, я направился к лифту.
Попав в приют похоти, я включил свет. Я так ушел в свои мысли, что мне было совсем не до картинок, тем более, что передо мной предстала живая картина: Фред Дэркин на восьмифутовой постели – голова на желтой подушке и желтая простыня до подбородка. Когда вспыхнул свет, он шевельнулся, заморгал, сунул руку под подушку и выхватил пистолет.
– Вольно, – сказал я. – Я успел бы тебя пристрелить, пока ты чухался. Тут больше нечем поживиться, пора сматывать удочки. Можно не спешить – уйдешь через полчаса, и ладушки. Внизу не задерживайся и не ищи миссис Перес, чтобы сказать ей спасибо. У них беда – прошлой ночью убили дочь, не здесь, не в этом доме. Так что просто слиняй.
