Джон Карр - Капкан для призрака
Там был и Гарт, и он жалел, что Бетти не пошла с ним. Пенящиеся платья и пенящаяся музыка, публика, которая, уже начиная с половины спектакля, мурлыкала про себя вальс веселой вдовы или «Иду к „Максиму“ я», все это улучшило настроение Гарта до такой степени, что он тоже напевал. Позднее, во время ужина в ресторане, возле него на соседний стул присела Марион Боствик.
На ней было глубоко декольтированное вечернее платье с серебристым отливом и такой затянутой талией, что Марион чем-то напоминала песочные часы.
От ее обнаженных плеч и модной американской прически отражался свет хрустальных люстр. На какое-то мгновение, словно в задумчивости, она перевела на Гарта взгляд своих голубых глаз.
— Дэвид, — внезапно сказала она, — у вас в последнее время есть какие-нибудь новые пациенты?
Это было так неожиданно, что Гарт рассмеялся; он просто не мог удержаться от смеха, между тем как Марион казалась обиженной.
— Но послушайте! Неужели то, что я сказала, было таким ужасно смешным?
— Вовсе нет, но это был совершенно новый способ завязать разговор с врачом. Мое ремесло процветает, если можно так выразиться. Меня радует, что это вас волнует.
— Благодарю, однако меня это вовсе не волнует. Я пыталась лишь проявить вежливый интерес к вашей работе. Однако если мой интерес вам безразличен… — Марион пожала плечами и сменила тон. — Кстати, Дэвид…
— Да?
— Наш автомобиль, к сожалению, в очередной раз сломался. Естественно, по вине Винса. Иногда я думаю, что пожилые джентльмены ужасно глупы.
— Пожилые! — воскликнул Гарт, снова подумавший о Бетти. — Но ведь Винс не пожилой. Ему столько же, сколько и мне.
— И все же вы понимаете меня. В конце концов этот возраст вам идет. Вы выглядите таким ужасно мудрым с этим вашим естественным благородным поведением и выразительным лицом.
— Я не выбирал себе лицо, Марион. И оно мне очень не нравится.
— Вы опровергаете все, что я говорю, Дэвид. Ну, ладно. В общем, у нас сломался автомобиль, а я не переношу ездить в наемных экипажах. Речь идет именно об этом и ни о чем другом. Вы не могли бы оказать нам любезность и отвезти нас домой в Гайд-Парк-Гарденз? Кстати, надеюсь, вы не откажетесь заглянуть к нам и немножечко выпить?
— С большим удовольствием. Марион, вас что-то мучит?
— Мучит ли меня что-то? — Она повысила голос. — Я вас не понимаю. Что вы хотите этим сказать?
— Да так, ничего.
У Гарта не было шофера. Он сам водил большой, покрытый светло-зеленым лаком пятиместный «паккард» с мотором мощностью двадцать лошадиных сил.
Вся прислуга уже давно спала, и роль бармена взял на себя Винс. Они подошли к столу в столовой, и Винс откупорил бутылку шампанского.
Столовую с панелями из черного дерева, которая по замыслу наверняка должна была напоминать зал баронета с геральдическими знаками, освещали электрические настенные светильники с розовыми абажурами. На очаге были нарисованы листья папоротника. Винсент Боствик, высокий и стройный, в смокинге и рубашке со стоячим воротничком, поднял брови и собрался произнести тост, как вдруг Марион спросила:
— Дэвид, почему вы не женитесь?
Винс поставил бокал на стол. Раньше Гарт сам задавал себе вопрос, почему он никогда не говорил им о Бетти, а теперь впервые ему пришла в голову мысль о том, не узнали ли они о чем-то. Нет, наверняка нет, судя по тому, как рассмеялся Винс.
— Такой вопрос, — лениво сказал он, — рано или поздно задает любая женщина, дружище. Что же касается Дэвида, то тут ты зря тратишь время, любимая. Это прирожденный холостяк. К тому же должен тебе напомнить, что у него есть интересная работа.
— Вот именно! — воскликнула Марион. — В этом и состоит половина всех мучений. Этот бедняжка, — она сделала сочувственный жест, словно Гарту было всего лишь двенадцать лет, — так погрузился в работу, что это уже грозит полным истощением. И не укладывается ни в какие рамки. В театр его пришлось буквально волоком тащить. Его уже не интересует ничего, кроме убийств.
— Убийств? — удивленно переспросил Винс.
— Но ты-то уж должен меня понимать! Я имею в виду те истории с детективными загадками, которые Дэвид и ты читаете. Шерлок Холмс, Л. Т. Мид и Роберт Юстас и прочие глупости какого-то субъекта, который пишет под псевдонимом Фантом.
— Твои мысли, любовь моя, — сказал Винс, — похожи на вокзал, где во всех направлениях отправляются и отовсюду прибывают разные поезда. Естественно, я тебя понимаю. Однако если под этим ты подразумеваешь практический интерес к убийствам, то я в таком случае тоже ими интересуюсь.
— Милый, я, конечно же, неоднократно это замечала. Однако, прошу тебя, не переводи разговор на другую тему, — Марион повернулась к Гарту. — Простите мое невежество, Дэвид, но в чем, собственно, заключается эта ваша знаменитая работа? Что такое неврология?
— В общем смысле, Марион, это лечение нервных болезней. Некоторые из них, как принято полагать, являются органическими…
На лице Марион появилось нетерпеливое выражение.
— К сожалению, мне это ни о чем не говорит. Органические?..
— Это значит, что в их основе лежат физиологические причины. Например, эпилепсия. Лет сто мы пользовались теорией Вейра Митчелла, который утверждал, что такие заболевания все без исключения имеют органическую природу. Если же физиологических нарушений нет, то у пациента не может быть ничего настолько серьезного, чтобы его не мог вылечить простой покой и отдых.
— Так это правда или нет?
— Не совсем. В Венском университете преподает профессор неврологии, который разработал прямо противоположный подход к этой проблеме. Его теория все еще вызывает сильное сопротивление; лично я полагаю, что некоторые вещи она слишком упрощает. Однако рано или поздно она может произвести полный переворот во всей нашей области науки.
— Серьезно, Дэвид? А кто он, этот профессор из Вены?
— Его фамилия Фрейд. Доктор Зигмунд Фрейд.
— И что же он утверждает?
Где-то наверху часы пробили один раз. Было уже очень поздно. Гарту не хотелось продолжать разговор, однако он принялся излагать дальше.
— Погоди, погоди! Секундочку! — протестующим тоном прервал его Винс.
Однако Марион это, очевидно, не шокировало и не разозлило, как шокировало и злило большинство людей, или, по крайней мере, как им это казалось. Напротив, она неожиданно рассмеялась. Взмахнув руками, она, как воплощение неуверенности, отошла от стола и тут же в вихре светлого платья и кружев вернулась обратно.
— Но ведь это же смешно! Важно то, что люди не отдают себе в этом отчета! Однако вы все же говорите, Дэвид, что каждый человек так или иначе ведет двойную жизнь.
— Так я об этом еще не думал. Однако в определенной степени это правда.
— Да хватит вам об этом! — снова вмешался Винс.
— Любимый, прошу тебя, помолчи. Ответьте мне хотя бы на один вопрос, милый Дэвид. А что, если бы речь шла обо мне? Что, если бы кто-то пришел к вам в приемную, рассказал вам обо мне и утверждал, что я неуравновешенная и ненормальная и меня нужно посадить в сумасшедший дом, чтобы я не совершила какое-нибудь убийство? Что бы вы ответили на это?
Это прозвучало так, словно кто-то бросил камень в окно.
— Ради бога, Марион, — воскликнул Винс, — почему ты все время заводишь разговоры об убийствах? И что это за ерунда, откуда эта мысль о сумасшедшем доме? Надеюсь, ты не думаешь об этом серьезно?
Марион снова рассмеялась и на этот раз над ними обоими.
— Нет, конечно же, нет, глупенький. Конечно, я не думаю об этом серьезно. Ты и Дэвид строите из себя таких великосветских людей, вы постоянно читаете эти смешные истории, и мне захотелось немножечко помучить вас. — Она махнула рукой. — А теперь, с вашего позволения, я устала. Забудьте обо всем этом. Хорошо?
Это было в ночь на 8 июня. В следующий понедельник днем, когда Гарт сидел в своей приемной на Харли-стрит и у него был перерыв в приеме между двумя пациентами, сработало переговорное устройство.
— Простите, доктор, — послышался голос молодого Майкла Филдинга, студента-медика, который был ассистентом Гарта, — но тут в холле сидит один джентльмен, и он говорит, что ему нужно побеседовать с вами. Он утверждает, что это очень срочно.
— Сейчас я не могу его принять, Майкл. Вы ведь это знаете. Мой список пациентов…
— Я знаю, доктор. Это джентльмен не требует, чтобы вы приняли его немедленно. Он хотел бы условиться на пятницу вечером, в девять часов. Кроме того, он хотел бы узнать, может ли он прийти к вам сюда, в приемную. Это было бы ему приятнее, чем если бы вы пришли к нему домой.
— Что с вами происходит, Майкл?
Юноша закашлялся. Это был студент-отличник и весьма симпатичный, несмотря на свое угловатое костлявое лицо и слишком угловатые манеры. Майкл Филдинг ответил упавшим, запинающимся голосом:
