Джон Харви - Малолетки
Резник позвонил и, не будучи уверен, что звонок работает, постучал по двери висящим на одном гвозде почтовым ящиком.
Негромкий смех из работающего телевизора стал еще тише.
— Кто там?
Резник отступил назад, чтобы его могли лучше рассмотреть через дверной глазок, и приблизил к нему служебное удостоверение.
Глядя через глазок, Эдит Саммерс увидела слегка искаженное увеличением широкое лицо высокого полного мужчины в расстегнутом плаще. Плохо завязанный узел полосатого галстука опустился ниже места на вороте рубашки, где когда-то была пришита пуговица.
— Инспектор-детектив Резник. Я хотел бы поговорить с вами о Глории.
Два поворота ключа, звякнувшая цепочка, резкий щелчок задвижки замка.
— Миссис Саммерс?
— Вы нашли ее?
— К сожалению, нет. — Резник медленно покачал головой. — Еще нет.
Плечи женщины опустились, видимо, постоянное ожидание и исчезающая надежда полностью лишили ее сил. Ее глаза покраснели и воспалились от слез. Она потерянно стояла в дверях квартиры и смотрела на Резника, надломленная виной за случившееся.
— Вы миссис Саммерс?
— Да, Эдит Саммерс.
— Вы разрешите войти?
Она отступила назад и через небольшую прихожую провела его в гостиную. Здесь стояли работающий телевизор, аквариум с золотыми рыбками, фотографии в рамках. На экране телевизора длинноволосый ведущий в смокинге заставлял пожилую пару мучительно искать ответы на его каверзные вопросы ради приза — двухкамерного холодильника. В углу комнаты, под квадратным столом с позолоченной окантовкой, лежал зеленый пластиковый пакет, из которого торчали руки и головы нескольких кукол.
— Вы — бабушка Глории?
— Да, я воспитываю ее.
— А ее мать?
— Она живет со мной.
— Мать?
— Глория.
Резник пытался отвлечься от грохочущей музыки, несущейся из верхней квартиры и действующей на нервы.
— Вы видели кого-нибудь? — спросил он. — Никто не подходил к ней?
Она, не отвечая, смотрела на него, проводя пальцами по волосам, будто обтирая их. Резник сел. Она последовала его примеру. Теперь они оба сидели в одинаковых креслах с резными деревянными подлокотниками, обтянутыми материей спинками и мягкими сиденьями. Он подумал, не следует ли найти кухню и приготовить ей чай, и пожалел, что не захватил с собой Линн Келлог.
— Она всегда жила здесь со мной. Это я вырастила ее.
Эдит Саммерс достала из кармана вязаной кофты пачку сигарет, щелчком выбила одну, взяла из коробки спичку, зажгла ее и затянулась.
— Мы с ней живем, как мать и дочь.
Она снова села, расправила на коленях просторную юбку автоматическим движением рук. Кофта, накинутая на ее плечи, была украшена витым черным шнуром, на ногах — выгоревшие красные домашние туфли без задников, к одной из которых прилепился кусочек белой шерсти. В ее черных, до плеч, волосах проглядывала седина. Резник подумал, что ей где-то между сорока и сорока пятью, как и ему самому.
— Кто-то забрал ее? Так?
— Мы этого не знаем.
— Какой-то подонок забрал ее.
— Нам пока ничего не известно.
— Вам вообще ни черта не известно! — Внезапный гнев опалил ей щеки. Быстрым поворотом рычажка она увеличила звук телевизора до предела, затем резко выключила. Ничего не объяснив, она выскочила из комнаты. Вернувшись через мгновение с щеткой на длинной палке, она изо всех сил стала стучать в потолок. — Выключите этот проклятый рев! — закричала она.
— Миссис Саммерс… — начал Резник.
Кто-то наверху сделал звук еще громче, так что бас сотрясал все в комнате.
— Я поднимусь и поговорю, — предложил Резник.
— Не стоит. — Она снова села. — Как только они увидят, что вы ушли, будет еще хуже.
— А что мать Глории? Нет никаких шансов, что ребенок может быть с ней?
— Никаких шансов. — Ее смех прозвучал коротко и резко.
— Но она видится со своей дочерью?
— Очень редко. Когда это взбредет ей в голову.
— Но она живет здесь? Я имею в виду — в городе?
— О, да. Она живет здесь.
— Если бы вы могли дать мне ее адрес… — Резник потянулся за блокнотом.
— Адрес? Я могу дать вам названия нескольких трактиров.
— Мы должны проверить, миссис Саммерс. Мы должны…
— Найдите Глорию, вот что вы должны делать. Вот. Посмотрите сюда. — Она вновь была на ногах, хватая то одну, то другую фотографию. Порезав палец, она вынула одно фото из рамки.
Резник держал в руках фотографию маленькой круглолицей девочки в светлом платьице, со спиральками белокурых локонов. Эта фотография появится на первых страницах газет, войдет при помощи телевидения в миллионы домов, иногда рядом с фотографией Резника или суперинтенданта Джека Скелтона, сурово и озабоченно призывающих сообщать любую информацию, относящуюся к пропаже девочки.
Информация поступала. Первые две недели их засыпали сообщениями о якобы виденной то в одном, то в другом месте девочке, различными слухами, обвинениями и предсказаниями. Но результата не было, и внимание к этому делу постепенно уменьшалось. Вместо фотографии Глории на первой полосе стал появляться лишь один абзац в конце пятой страницы. А после того как полиция проследила каждую ниточку, изучила все возможные варианты и не нашла никакого ключа, из газет пропал и такой материал.
Глухой тупик.
Как будто и не было никакой Глории.
Только иногда на какой-нибудь доске объявлений в городе можно было увидеть расплывшуюся, испачканную и порванную, никого не интересующую фотографию.
Какой-то подонок похитил ее.
Прошло шестьдесят три дня.
— Это твой ребенок.
— К сожалению.
— Джеки! Надо дать парню шанс.
— Если тебе так хочется, ты и дай ему шанс.
— Об этом я и говорю. Я могу помочь ему. Рей, Реймонд, послушай. Я знаю одного человека, мы с ним играем в бильярд, он сделает мне одолжение и возьмет тебя на работу, но при одном условии — ты должен обещать, что не подведешь меня.
— Ничего себе шанс!
— Джеки!
— Что?
— Давай послушаем Рея. Что ты скажешь, Рей?
— А что надо делать?
— Оптовая торговля мясом. И не только в нашем графстве.
— Значит, это скотобойня, — заметил отец.
— Что-то вроде того.
— Мне не улыбается работать на скотобойне, — пробурчал Рей.
— Тебе не улыбается работать где бы то ни было, — вставил отец.
— Это не сама скотобойня. Что-то вроде следующего этапа.
— Все едино, — уточнил отец.
Рей знал это место. Иногда вечером он проходил мимо, возвращаясь домой по Инсинерейтор-роуд. Там из-за стены слышался непрерывный гул моторов, а по воздуху распространялся теплый тяжелый запах. Часто этот запах был настолько сильным, что вызывал удушье, приходилось задерживать дыхание и быстрее уходить, не дожидаясь, когда взбунтуется желудок, а из глаз потекут слезы.
