А. Баантье - Убийца из Квартала красных фонарей
— Если мне еще когда-нибудь доведется расследовать убийство, я это обязательно учту, — пообещал Фледдер.
— Превосходно, просто превосходно! — улыбнулся Декок и широким жестом окинул разложенные на столе фотографии. — А помимо этого, известны какие-либо интересные подробности?
— В общем-то, нет, — с унылым видом признался Фледдер. — Как видно на снимках, обстановка в комнате выглядит более-менее нормально. Ничего примечательного, привлекающего внимание. Одежда аккуратно висит на стуле в том же порядке, как ее снимали. Сам собой напрашивается вывод, что, перед тем как женщину задушили, никакой борьбы или драки не было. За исключением синяков на шее, убийца не оставил никаких следов. Отпечатков пальцев нет, даже частичных. Короче говоря, грустная история. Ни одной зацепки, ни одной улики, ни одного подозреваемого… Расследование застряло на мертвой точке. Безнадежное дело… тупик…
Декок потер ладонью широкий подбородок.
— Стало быть, мы должны его подтолкнуть, — задумчиво сказал он, и его брови вновь зашевелились. Судя по всему, инспектор, сам себе не отдавая отчета, мог вытворять ими все, что угодно. — Именно! — твердо повторил сыщик. — Запустить по новой, оживить, только и всего!
— Оживить?
Инспектор лениво кивнул.
— Дело заходит в тупик только в том случае, если ни у кого больше не остается стимула к его раскрытию. Поэтому нам следует в первую очередь позаботиться, чтобы широкая публика не теряла интереса к убийству Толстухи Сони. Люди должны постоянно его обсуждать — в поездах и автобусах, дома, в кафе… И тогда, возможно, где-нибудь найдется случайный свидетель и вспомнит нечто такое, что нам поможет.
— Вы правы! — горячо закивал Фледдер, но тут же поник. — А собственно, каким образом вы рассчитываете его оживить? Дело-то уже, можно сказать, старое! Газеты больше не пишут о нем ни строчки.
Декок усмехнулся.
— А что ты скажешь насчет заметок вроде такой: «Как сообщил представитель полиции, муж убитой проститутки до сих пор не обнаружен. Почти сразу же после таинственного убийства Толстухи Сони были начаты поиски беглеца, однако… И т. д. и т. п.». Ну как, нравится?
— Вам бы в репортеры! — с восхищением выпалил Фледдер и при виде улыбающегося лица инспектора рассмеялся сам.
Улыбка Декока пользовалась почти такой же известностью, как и его брови. И не напрасно! Когда инспектор улыбался, его грубоватое и чуть меланхоличное лицо становилось по-мальчишески озорным.
— Да-да! — убежденно продолжал Фледдер. — У вас и в самом деле талант на всякие сенсационные статейки!
Не обращая внимания на лесть, Декок снял телефонную трубку, набрал номер, и вскоре Фледдер услышал, как он говорит с кем-то из репортеров. Не поскупившись на подробности, инспектор заявил, что расследование стремительно продвигается вперед, поскольку ведется под грифом первостепенной важности, и для его успешного завершения мобилизован весь свободный состав.
Фледдер слушал его с нескрываемым восторгом.
— Простите, а что такое весь свободный состав? — с интересом спросил он после того, как Декок положил трубку.
На лице инспектора вновь заиграла насмешливая улыбка.
— А это, сынок, — мы с тобой. Ты да я, только и всего. В конце концов, ты сам напросился. Зато теперь у тебя появилась возможность наблюдать за моими методами в действии. Вспомни поговорку: «Не дразните старую собаку, она еще может цапнуть!»
Похоже, мысль об этом изрядно его забавляла. Зато Фледдер от таких слов застыл, не в силах ничего произнести.
Тем временем Декок неторопливо подошел к вешалке, выбранной им для своего любимого старого дождевика. Пояс настолько перекрутился, что скорее напоминал видавшую виды бельевую веревку — уж слишком небрежно инспектор затягивал его на своей высокой нескладной фигуре. Сейчас его обычно спокойные серые глаза горели задором.
Наконец Фледдер обрел дар речи.
— Куда вы собрались?
— Куда мы собрались, — поправил его Декок. — Спрячь эти папки подальше — мы с тобой отправляемся на дело. В первую очередь — к Молли Фонарик.
— Я уже ее допрашивал, — предупредил Фледдер.
— Разумеется, — весело усмехнулся инспектор. — Но наш сегодняшний визит будет носить неофициальный характер. Причем здесь допрос? Мы просто заглянем в гости, и ничего более.
* * *Кличка Фонарик, вот уже бог знает сколько лет назад приставшая к Старой Молли, содержала явный намек на ее работу в Квартале красных фонарей. Начав свою карьеру проституткой, она была отлично знакома со всеми нюансами древнейшей профессии и в отличие от многих других товарок копила деньги. Когда сбережения превратились в скромный, но надежный капитал, Молли купила старый дом неподалеку от центра Амстердама, в том же районе.
Сначала ей пришлось несладко — проценты по закладной на дом оказались непомерно высокими. Но продлились эти мучения относительно недолго. Вскоре женщина заработала достаточно, чтобы выкупить закладную и стать уважаемой в определенных кругах содержательницей борделя, одной из самых известных «мадам» в Квартале. Если по отношению к содержательнице публичного дома уместно употребить слово «хорошая», то Старую Молли по праву считали таковой — во всяком случае, коллеги по бизнесу, — поскольку она и впрямь заботилась о своих девочках.
Разумеется, как и любая другая «мадам», Молли не упускала своего ни на грош, однако в этом, собственно говоря, ее работа и заключалась. Сидя на стуле возле окна, хозяйка борделя зорко следила за приходом и уходом клиентов. Она обладала редкой и поразительной способностью угадывать, какую сумму тот или иной мужчина готов выложить за визит к ее подопечным. Для того чтобы учесть такие немаловажные факторы, как одежда и настроение клиента, Молли обычно хватало одного-единственного взгляда. Несомненно, это качество имело неоценимое значение для ее бизнеса, которым она успешно занималась, преспокойно обходясь без расписок и кассового аппарата.
Цены за услуги оставались гибкими настолько, насколько готов был раскошелиться дурак, как любила говорить сама Молли. Именно такая публика в основном и посещала ее заведение. Доля хозяйки составляла половину заработка каждой девушки: ровно пятьдесят процентов. Хозяйка не ломала голову над сложными расчетами, а просто-напросто вычитала из их выручки полагавшуюся ей сумму. Девушки платили честно и, как правило, не прибегали к уловкам, поскольку знали: Старая Молли ошибается редко, а если и ошибается, то не намного.
Содержательница борделя встретила детективов с подозрительностью человека, привыкшего жить на грани закона. С лица Молли не сходила улыбка, но глаза всегда оставались жесткими, холодными и… тревожными. Впрочем, между ней и представителями власти всегда царило полное взаимопонимание. Хотя бордели не были легальными, к ним относились более-менее терпимо.
