Колин Декстер - Безмолвный мир Николаса Квина
— Нет, если на то пошло, но мне…
— Тогда я полагаю, что мистер Руп опасно недооценивает такого рода проблемы…
— Джентльмены, джентльмены! — Пикировка становилась всё более ожесточённой, и вмешался декан. — Думаю, мы все согласимся, что это действительно создаст некоторые проблемы. Вопрос в том — насколько они серьёзные?
— Дело ведь не только в телефоне, не так ли, господин декан? Возьмём заседания — за год их набирается не один десяток. Заседания вроде сегодняшнего, например. Предположим, возникнет спор с коллегой, что сидит по ту сторону стола через три-четыре человека… — Бартлет распалился и приводил доводы без запинки. Он был в своей стихии, он это знал. В такие моменты он и сам становился немножко глухим.
— Но разве так уж сложно рассадить участников собрания таким образом, чтобы…
— Несложно, — огрызнулся Бартлет. — Несложно также наладить миниатюрную систему наушников, микрофонов и Бог знает чего ещё. В конце концов, мы можем даже выучить азбуку глухих!
Становилось всё более очевидным, что Бартлет и Руп питают друг к другу стойкую личную неприязнь, и лишь немногие из старых членов синдиката могли понять её природу. Бартлет слыл человеком удивительно ровного темперамента. Между тем он продолжал:
— Все читали заключение врачей. Все видели аудиограмму. Квин очень плохо слышит. Очень, и это факт.
— Однако мне показалось, что он способен прекрасно слышать, разве нет? — тихо проговорил Руп, и если бы Квин собственной персоной присутствовал здесь, он почти наверняка не расслышал бы этих слов.
Однако комиссия расслышала, и стало совершенно ясно, что у Рупа имеется довод. Сильный довод.
Декан обратился к секретарю:
— М-м. Знаете, это удивительно, но, кажется, он и правда слышит неплохо, а?
Завязалась хаотичная дискуссия, постепенно уходившая всё дальше и дальше от вопроса, решение по которому по-прежнему необходимо было принять.
Миссис Сет, председатель комиссии по науке, думала об отце… Её отец скоротечно оглох на исходе пятого десятка, когда она ещё училась в школе. Его уволили с работы. Выходное пособие и скудная пенсия по инвалидности от фирмы — о, да, они старались быть справедливыми и сострадательными. Но у него сохранился такой ясный ум, а он больше так и не работал. Доверие было безвозвратно подорвано. Он мог ещё сделать очень много и куда более эффективно, чем добрая половина бездельников, праздно протиравших кресла в офисе. Думая об отце, она и печалилась и негодовала…
Вдруг миссис Сет поняла, что голосование уже началось. Пять рук почти без промедления поднялось за Филдинга, и она, как и секретарь, подумала, что он, вероятно, лучший в списке. Она тоже отдаст за него свой голос. Но по какой-то странной причине рука её осталась лежать на листе промокательной бумаги.
— А теперь за Квина, пожалуйста.
Руку подняли трое, включая Рупа; потом поднялась четвёртая рука. Декан начал считать слева направо:
— Раз, два, три… четыре… — Поднялась ещё одна рука, и декан начал снова: — Раз, два, три, четыре, пять. Похоже…
И тут драматически медленно за Квина проголосовала миссис Сет.
— Шесть… Что ж, вы сделали ваш выбор, дамы и господа. Назначение получает Квин. Разрыв минимален: шесть против пяти. Но как уж есть, — Декан вымученно повернулся налево, — Секретарь, вы довольны?
— Лучше сказать, что каждый остался при своём мнении, господин декан, и мнение комиссии не совпадает с моим.
Но, как вы сказали, выбор сделан, и мой долг принять этот выбор.
Руп опять опрокинулся на спинку кресла, неопределённо глядя в потолок. Изо рта у него по-прежнему торчал жёлтый карандаш. Может быть, внутренне он торжествовал свою небольшую победу, но лицо его оставалось бесстрастным — почти отрешённым.
Через десять минут декан и секретарь спускались по лестнице, что вела на нижний этаж. Они направлялись в кабинет Бартлета.
— Вы действительно считаете, что мы совершили крупную ошибку, Том?
Бартлет остановился и посмотрел на высокого седовласого теолога.
— О да, Феликс. Можете в этом не сомневаться.
Руп, спустившийся следом, протиснулся между ними и выдавил невнятное:
— Всего хорошего…
— Э-э… доброй ночи, — промолвил декан, но Бартлет остался мрачно молчалив.
Он посмотрел вслед Рупу, медленно преодолел несколько оставшихся ступенек и вошёл в свой кабинет.
Над дверью кабинета была установлена двухцветная лампа вроде тех, что можно было увидеть в больницах. Свет включался от двух кнопок, вмонтированных в письменный стол Бартлета. От первой кнопки загорался красный цвет, означавший, что Бартлет имеет с кем-то беседу и не хочет, чтобы его беспокоили (его и не беспокоили); от второй кнопки зажигался зелёный свет, разрешавший постучаться и войти. Если кнопки не были нажаты, свет не горел вовсе, из чего следовало сделать вывод, что кабинет пуст. Со времени назначения на секретарство Бартлет твёрдо установил: если кто-нибудь пожелает обсудить с ним важный вопрос, он (то есть Бартлет) обязан любезно обеспечить невмешательство со стороны и конфиденциальность беседы. И его штат весьма ценил и почти неизменно соблюдал это соглашение. Лишь в редких случаях на это правило посягали, и тогда Бартлет проявлял совершенно нехарактерный для него гнев.
Оказавшись внутри кабинета, секретарь надавил на красную кнопку, прежде чем открыть маленький бар и налить себе стакан джина с сухим вермутом. Затем он сел за стол, выдвинул ящик и достал пачку сигарет. На собраниях он никогда не курил, но сейчас позволил себе расслабиться: глубоко затянулся и отхлебнул напиток. Утром он пошлёт Квину телеграмму. Сейчас для этого слишком поздний час. Он открыл папку с документами и ещё раз перечитал досье на Квина. Ха! Они выбрали не того парня — конечно же! А всё из-за этого Рупа, идиота проклятого!
Он аккуратно отодвинул бумаги, освободил стол и откинулся в кресле. Странная полуулыбка появилась у него на губах.
ПОЧЕМУ?
1
Пока остальные четверо занимали свои места в верхнем холле мотеля «Черуэлл», он подошёл к стойке бара и заказал напитки: два джина с тоником, два медиум-шерри и один сухой — для себя. Он обожал сухой шерри.
— Запишите всё это на счёт Синдиката по экзаменам для иностранцев, ладно? И ещё мы хотим пообедать. Будьте любезны, скажите официанту, что мы уже здесь. Сидим вон там. — Его северный акцент до сих пор был заметен, хотя и не так, как раньше.
— Вы заказывали столик, сэр?
Ему понравилось, что его назвали сэром.
— Да. Меня зовут Квин.